Наташа проснулась с улыбкой на губах. Лежала, нежась под простыней, и смотрела в потолок. Она любила выходные, долгое утреннее лежание в постели, дребезжание трамвая под окнами дома Красного комсостава, негромкие разговоры родителей в соседней комнате, неспешный завтрак за общим столом и целый день вместе с мамой и папой.
Тих был утренний Минск, тих и спокоен. Солнечный луч плясал на занавесках, пробиваясь узкой полоской на пол, на кровать, на её выступающую из-под простыни ступню. Она думала о нём, влюблённом мальчике из рабочей семьи, мальчике из её класса. С какой готовностью Андрей бросался выполнять её просьбы, какой нежностью звучал его голос и светились глаза… Он был её рыцарь, её защитник, её преданный паж…
Девочка уже поднималась с постели, когда услышала звонок телефона. Звонок в выходной день не был чем-то необычным, папе в любое время могли позвонить со службы. По дороге в ванную комнату она слышала, как он прошёл в прихожую, взял трубку и произнёс: «Алло…»
Наташа умылась и почистила зубы, потом подошла к зеркалу, чтобы рассмотреть вскочивший возле носа прыщик. Бежала вода, девочка стояла, рассматривая себя в зеркало, и вдруг подумала, что не хочет на дачу. Поражённая этой мыслью, она несколько секунд стояла, не отрывая взгляда от своего отражения. Потом улыбнулась: «Подумаю об этом завтра…», – и вышла из ванной комнаты.
В прихожей папа в военной форме разговаривал о чём-то с одетой в домашний халат мамой. Халат был польский, с яркими синими цветами и разноцветными бабочками. Увидев Наташу, оба запнулись и замолчали, словно опасаясь сказать лишнее.
Мама посмотрела на дочь, перевела взгляд на мужа. Тот вздохнул, словно не решаясь разрушить солнечную беззаботность воскресного утра, и негромко промолвил, обращаясь к Наташе: «Война…» Девочка с недоумением посмотрела на папу, не понимая, о чём идёт речь. «Надолго?» – зачем-то спросила она и посмотрела на маму. Роза Эдуардовна молчала.
– Выезд на дачу откладывается, – благодушно продолжал папа. – Постараюсь узнать, что и как… Мне пора…
– Надолго? – повторила мама Наташин вопрос.
– Не знаю, – ответил он, беря с вешалки фуражку. – Только никому не говорите, не распространяйте панику: может, провокация…
Он шутливо нахлобучил на лоб фуражку и вышел, прикрыв за собой входную дверь.