Пока он говорил, они дошли до лавки. Виль выудил ключ из сумки и сунул его в замочную скважину двери. Однако замок, к удивлению кота, и так был открыт. Кот недовольно хмыкнул, слегка нахмурил брови и толкнул дверь. Кричаще оранжевый свет заката уже угас, вечерний синий полумрак опустился на Верьял, и теперь лавка выглядела совсем не так, как днём. Сквозь большие арочные окна внутрь просачивались синие сумеречные отсветы, и в отсутствии внутреннего освещения всё вокруг казалось потусторонним.
Как только они вошли, тишина в лавке стала ощутимо тяжелее, словно воздух вдруг загустел. Днём помещение было залито солнечными лучами, в нём царили тепло, уют и смешанная атмосфера мастерской и коморки коллекционера редкостей. Теперь здесь всё приобретало зловещий оттенок. Тени удлинились, резные узоры на полках смотрелись, как щупальца неведомых существ, а подвешенные под потолком странные вещи бросали на стены искаженные силуэты. Вечерний свет, что пробивался сквозь арочные окна, придавал комнате странную многослойность теней. Кирилл уже начал было привыкать к этой зыбкой атмосфере, когда услышал щелчок закрывающегося замка. Обернувшись, он увидел, что дверь за ними уже не свободна.
Перед дверью стоял высокий мужчина, одетый в строгий серый китель. Широкие плечи, прямой, выверенный до совершенства силуэт формы, с которой не свисала ни одна лишняя нитка. Он глядел на пришедших холодным взглядом, в котором читалась не грубая сила, а дисциплинированная твердость. Но взор Кирилла лишь скользнул по нему, потому что в тот же момент его внимание перетянула другая фигура.
Из-за одного из стеллажей вальяжно выступил человек, и с каждым его шагом мальчик чувствовал, как волосы на затылке поднимаются дыбом. Это был высокий мужчина с длинными черными, как смоль, волосами, которые падающими прядями обрамляли его грубое, изборожденное шрамами лицо. Шрамы эти были не просто метками боли – казалось, каждый из них хранил в себе историю столкновения с чем-то опасным и безжалостным. Подобные отметины не делали лицо ни героическим, ни отталкивающим, но придавали ему странную тяжесть, от которой по спине Кирилла побежали мурашки. Шрамы напоминали гравюры, вырезанные на холодном мраморе, свидетельство бесчисленных конфликтов, в которых этот человек, очевидно, не раз шел на крайний риск и выходил победителем. Его наряд был не менее примечателен: серый мундир с бронзовыми пуговицами сидел идеально. На таком человеке форма не казалась ни старомодной, ни декоративной – она выглядела вторым слоем кожи, естественным продолжением его уверенной осанки и властной манеры держаться. Поверх мундира небрежно наброшен длинный черный плащ, который касался пола. Он слегка шуршал при движении, точно хищник, держащийся у ноги хозяина. На поясе мужчины висела шпага с рукоятью, в которую был вмонтирован кристалл, отливающий мягкими оранжевыми бликами. В полумраке лавки этот кристалл стал одним из немногих источников света, и его мерцание придавало лицу незнакомца еще более жуткий вид: при каждом повороте головы свет играл на неровностях шрамов, то и дело искажая их рельеф, словно пытаясь вылепить новые, ещё более жуткие черты. Но в этом человеке пугала не только внешность.