На другой стороне переулка в полуподвале старинного особняка оказался крошечный винный бар, куда оглядевшись вокруг они направились, чтобы перевести дух. Они решили взять лишь по бокалу, потому что предпочтения у них были разные, Д. предпочитала белое, а П. красное, однако, по очереди сходив привести себя в порядок, супруги с удивлением заметили, что выбрали один сорт вина – тёмное, терпкое, с привкусом вишни.
Д. говорила о страхах и мечтах, а он рисовал их профили на салфетке. А когда бар начал закрываться, они вышли в пустой город и каждый ощутил себя песчинкой в этом огромном мире.
– Знаешь, в романах сейчас была бы сцена поцелуя… – ее голос звучал сухо, как скрип перчатки по кобуре. Она скрестила руки на груди, пряча дрожь в пальцах. Профессионалы не целуются под дождем. Не обнимаются на людях. Не позволяют себе слабостей.
П. усмехнулся – не обиженно, а с тем самым вызовом, что сводил ее с ума еще в Мали. Его взгляд скользнул по ее сжатым губам, вдоль напряженной линии плеч, к бедрам, обтянутым мокрым шелком платья.
– Тогда давай оставим её… на следующую страницу.
И шлепок – не небрежный, не шутливый, а намеренный, с оттяжкой ладони, заставляющий шелк прилипнуть к коже. Д. даже подпрыгнула, и в глазах вспыхнуло то самое – ярость, замешанная на желании.
– Ты… – она оглянулась по сторонам, но переулок был пуст.
– Я, – он перехватил ее запястье, прижимая к кирпичной стене. – Твой единственный читатель. И мне не терпится перевернуть страницу.
Ее дыхание участилось, но тело оставалось жестким, как ствол «Винтореза» перед выстрелом. Так нельзя. Нас могут увидеть.
Но когда его губы коснулись шеи – не нежно, а с нажимом, оставляя след на мокрой коже, – она вдруг вцепилась в его ремень. Не чтобы оттолкнуть. Чтобы притянуть ближе.
– Ты испортила главу, – он прошептал на ухо, ловя ее стон.
– Но следующая будет грязнее.
И они засмеялись – два любовника, два монстра, разрывающих правила собственной игры.
Дождь лился сильнее, смывая последние следы благоразумия.
Оба посмеялись и пошли в сторону Тверской улицы, где их уже ждал служебный AURUS, черный, грузный и очень приметный, но в это время, это абсолютный символ успеха, потому как даже за деньги такую машину было бы купить непросто, ведь их просто нет в продаже.
Чёрный, тяжелый и роскошный, как гробница фараона, принял их в свои кожаные объятия. Д. плюхнулась на сиденье, ещё пахнущее дождём и её духами – лёгкими, с горьковатым оттенком бергамота. В зеркале заднего вида мелькнуло её лицо – растрёпанное, с тушью, размазанной в тенях под глазами, словно она только что вышла не из дождя, а из боя.