А потом злобно и грозно пролаял резкий голос с малороссийским акцентом:
– Ляхай, руки в хору!
Танкист, чумазый и свирепый. Наш, точно, хотя автомат странный какой-то и не такой, что у Корзуна был.
– Пиднимайся и не дури! Ты – хто?
Назвал себя. Танкист посмотрел еще более подозрительно, буркнул:
– По-нимицьки не розумею, пиднимайся. Хенде хох!
Берестов встал, словно столетний старик, вроде и лежал – а устал, словно на разгрузке вагонов с чугунными болванками. Танкист только сейчас видно разглядел рубцы и шрамы на лице, сбавил немножко обороты, с тем же подозрением, хотя и на полтона ниже потребовал назвать себя.
Начштаба уничтоженного медсанбата не стал ничего говорить, достал из кармана гимнастерки удостоверение, протянул. Танкист, чин которого и черт не разобрал бы по шлему и синему комбезу, козырнул небрежно, словно муху у себя с носа согнал, спросил:
– Хде медсанбат?
– Вот, – обвел полянку рукой старлей.
– Хренасе бублики! – не по-уставному огорченно ответил танкист.
Тут Берестов немножко очухался и перехватил инициативу, спросив у своего невежливого спасителя, кто у них командир.
– Там, тащстрлтн! – махнул ручищей с автоматом грубиян. Видно было, что соблюдение субординации вообще и по отношению к конкретному пехотному командиру у этого парня – не главное достоинство.
Прихватив из дырявого ящика то, что было совсем необходимо, заковылял, словно столетний старец, к танку. Машинка была сильно потрепанная, запыленная так, что пыль слоем лежала, и побитая изрядно броня с пулевыми клевками казалась почти ровной. Сзади, за башней полусидели двое в рваных и горелых комбезах, белели бинтами, а больше у машины никого и не было – все стояли кучкой там, где упокоились безнадежные раненые.
Побрел туда, словно под конвоем. И страшно удивился, когда увидел среди синих знакомых комбезов фельдграу немецкое. Белобрысый немец стоял на земле крепко, вызывающе расставив ноги, и был совершенно спокоен, только выглядел немного удивленным. Обычный нормальный такой парень. Ничего немецкого в его физиономии не было, вполне себе деревенская морда, таких в РККА – пруд пруди. Спроси кто Берестова – а как немец должен выглядеть? Он так и не сказал бы, но абсолютно был уверен, что уж иностранца бы по лицу отличил, а тут – только форма, чужая, непривычная да странные сапоги с низкими, но широкими голенищами.