И хотя Сафронов пишет, что: «В начале мезолита зона производящего хозяйства была крайне ограничена» и в нее входили «лишь горы Загроса, Юго-Восточной Анатолии, Северная Сирия, а также Палестина», о наличии производящего хозяйства на территории Восточной Европы в седьмом тысячелетии до нашей эры, свидетельствуют археологические материалы. Вновь обращаясь к выводам Матюшина, подчеркнем, что на границе седьмого тысячелетия до нашей эры на Южном Урале фиксируется наличие домашней лошади и на двадцати двух памятниках найдены остатки домашних животных (козы, овцы, крупного рогатого скота, лошади и собаки).
Именно этот набор прирученных животных – бык, корова, овца, коза, свинья, лошадь и собака – зафиксирован в лексике ранних индоевропейцев. И, конечно, глубокое родство, предка раннеиндоевропейского праязыка – древнего бореального (северного) языка с уральскими (финно-угорскими) и алтайскими (тюркскими) языками естественно вытекает из локализации племен носителей этого бореального языка в эпоху финала верхнего палеолита (пятнадцать тысяч лет до нашей эры) именно в зоне смешанных и хвойных лесов, на территории Восточной Европы.
Миграции части бореальных племен за Урал, на территорию Сибири и в предгорья Алтая логичны и объяснимы давлением избытка населения на территории Восточной Европы в этот период, что могло быть вызвано нехваткой охотничьих угодий при охотничье-рыболовческом типе хозяйства, когда оптимальная плотность населения составляла один человек на сорок квадратных клометров.
Такие подвижки и в последующее раннеиндоевропейские время могли быть весьма значительными во всех направлениях и «увести» часть населения индоевропейского ареала вплоть до запада Малой Азии. Мелларт – первооткрыватель культуры Чатал-Гуюка, отмечал, что уже двенадцать тысяч лет назад в этих районах появляются пришельцы, объединения которых «были более крупными и лучше организованными чем у их предшественников. Эти группы мезолитических людей с их специализированными орудиями, видимо, были потомками верхнепалеолитических охотников, однако только в одном пункте – в Зарди, в горах Загроса, – найдены материалы, позволяющие говорить о приходе носителей этой культуры с севера – может быть из русских степей, из-за Кавказа».
Таким образом, не отвергая мысль о том, что население Анатолии было в восьмом тысячелетии до нашей эры раннеиндоевропейским, пришедшим с территории своей древней прародины – лесной зоны Восточной Европы, мы можем предполагать, что большая часть ранних индоевропейцев продолжала жить именно на этой своей прародине, что в значительной степени подтверждается и ранее приведенными выводами лингвиста Фридриха о том, что: «праславянский лучше всех других групп индоевропейских языков сохранил индоевропейскую систему обозначения деревьев. Носители общеславянского языка в общеславянский период жили в экологической зоне (в частности определяемой по древесной флоре) сходной или тождественной соответствующей зоне общеиндоевропейского, а после общеславянского периода носители различных славянских диалектов в существенной степени продолжали жить в подобной области». Зона смешанных хвойно-широколиственных лесов, повторяем, уже в седьмом тысячелетии до нашей эры доходила на территории Восточной Европы вплоть до побережья Белого моря.