Впрочем, долго общаться я и не собиралась, рвать когти нужно будет очень быстро, что-то вроде "Лети, птичка" я уж как-нибудь выговорю. А если меня будут бить – я точно буду употреблять русский непечатный, как и положено девочке, выросшей в спальном районе. На случай возможной драки у меня был в кармане перцовый баллончик – у таких девочек, как мы, он всегда имеется, но вот пускать его в дело мне до сих пор не приходилось, поэтому за дверью меня ждала полнейшая неизвестность. Встав со стула, на котором я сидела почти без движения весь последний час, я ощутила желание перекреститься, несмотря на полнейшее равнодушие к любой религии.
Пора. Я медленно вдохнула, выдохнула и открыла дверь.
Он не спал. Ох, это плохо, значит, всё же придется коммуницировать, подумала я, приземляя стопку одежды на стол. Как бы мне к нему обратиться? По имени? Нет, так не пойдёт. Мне вдруг показалось, что имя – это как-то слишком интимно, словно я с таким обращением лезу к человеку в зону комфорта. По фамилии? О нет, это ещё хуже, отдает казёнщиной. Ну что ж, значит, буду на "Эй, ты". Такой вариант меня совершенно не смущал. Я встала на безопасном расстоянии, шумно вдохнула и заговорила, почему-то с торжественной интонацией.
– Не бойся меня. Я пришла освободить тебя. Извини, это была очень плохая шутка.
По моему виску сползла капля пота. Он смотрел на меня, а я на него. Я раньше видела его вблизи всего несколько раз, и каждый раз у меня не было времени его рассматривать. А сейчас сквозь мой страх с чего-то начало пробиваться совершенно неуместное любопытство – другой такой возможности могло и не представиться. Он, казалось, совсем меня не боялся: его тело, бронзовое от загара, было расслаблено, и он умудрялся, сидя на полу и прислонившись боком к стене, выглядеть чуть ли не коронованной особой, несмотря на грязную одежду, сквозь прорехи в которой проглядывала такая же загорелая кожа, что и на открытых участках. И несмотря на верёвки, стягивающие его запястья и лодыжки, вдоль которых тоже тянулись грязные разводы. Землёй были перепачканы даже его спутанные вьющиеся волосы, пшеничные от природы, но сейчас выгоревшие на солнце до цвета чистого золота. Я снова набрала в грудь воздуха и сосредоточилась.
– Я не сделаю тебе ничего плохого. Кивни, если понял.