– Вовсе нет, Алексей Викторович! – поспешил к нему завскладом. – Вовсе нет! Простите, пожалуйста, такого больше не повторится! Этого алкаша, злостного нарушителя трудовой дисциплины, уже давно следовало уволить. Он никому здесь не нравится и толку от него нет никакого!
– Тогда гоните его отсюда! – скомандовал хозяин, теряя самообладание. – Кто додумался принять этого типа на работу?! В моём магазине я не потерплю пьянства.
– Боже мой, какое сумасбродство! – добавил потрясённый увиденным Владимир Павлович. – Ай-ай-ай, это ж надо до такого додуматься! Квасить как последний забулдыга!
– Хочу и квашу! – выдал Николай, вдруг набравшись смелости. – Подумаешь, напугали! Больно надо мне на вас, жирдяев и толстосумов, пахать, получая жалкие гроши! Я сам от вас ухожу… Пропадите вы все пропадом!
Такого наглого поведения и столь оскорбительных слов Алексей Викторович ещё не видел и не слышал. Николай Модестов, простой грузчик в грязной рабочей одежде и с едва зажившим синяком под глазом, оказался первым, кто осмелился бросить их солидному человеку в лицо.
– Внимательнее следите за тем, кого нанимаете на работу! – раздражённо бросил Незабудин, продолжая осматривать склад. – Набираете всякий сброд, при виде которого аж плакать хочется…
– Конечно-конечно, Алексей Викторович, – заискивающе произнёс пристыженный управляющий магазином. – Примем на вооружение!
* * *
Николай шёл по улице, опустив голову. Его распирало от негодования и злости на весь мир.
– «Вот невезуха! Что же мне теперь делать? – вертелось в его ноющей от похмелья голове. – Как же я так облажался-то, а?»
Находясь в крайне затруднительном положении, лишившись работы, пусть и небольшого, но единственного источника дохода, он решил пойти к родителям, которых не навещал вот уже несколько лет – с тех самых пор, как родился Герман. Это решение далось ему очень непросто, однако просить помощи было не у кого.
Все его так называемые друзья, будучи людьми неблагополучными и несостоятельными, сами выживали, как могли. Кто-то из них трудился на какой-нибудь неблагодарной и унизительной работе, получая, как и он – теперь уже, конечно, в прошлом, – за свой труд гроши. А кто-то опустился настолько, что ничем толковым не занимался, а лишь жил на иждивении близких родственников, действовал на нервы и пропивал все их деньги.