Еду здесь готовили нейроповара – автоматы, которые рассчитывали рацион до каждой калории. Игры были разрешены – но только командные, нейтральные. Разговоры – только по сути. Уроки – по плану. Отклонения – отслеживались. Отступники – бесследно исчезали.
Октагон жил. Точнее – существовал. Ровно, стерильно, как биологический часовой механизм. Никто не знал о прошлом. Никто не мечтал о будущем.
Но однажды, в зале №12, среди 287 юношей и девушек, один юноша задержал взгляд. На одну девушку. Лишь чуть дольше нормы. На долю секунды – но этого было достаточно, чтобы мир дрогнул. И в этот момент, внутри кого-то, кто не знал, что такое чувство, впервые вспыхнуло оно.
Запрещённое.
Настоящее.
Живое.
То, с чего всё только начинается…
В Октагон не проникает ветер. Не поют птицы. Не шепчет дождь. Даже солнце здесь – цифровая симуляция, запускаемая системой ровно в 06:00. Свет всегда одинаковый. Погода – безупречна. Жизнь – контролируема. Молчаливая. Безукоризненно правильная.
В мире, где чувства не только запрещены, но и забыты, Алиса и Тейлор родились в один день. Их капсулы стояли рядом. Они росли бок о бок – не зная этого.
С шестого года жизни каждый обитатель Октагона начинал принимать утренний витамин. Один. Всегда один – Серин. Витамин, в прозрачной капсуле с голубой жидкостью.
– Прими витамин. – голос из динамика, ровный и безэмоциональный.
– Для здоровья и гармонии. – вторая фраза, всегда одинаковая.
– Подтверди приём.
Каждое утро, в 07:00, как по часам. Серин подавлял излишнюю активность нейронов, гасил эмоциональные всплески, контролировал уровень дофамина и либидо. Но детям об этом не рассказывали. Они верили, что это просто забота. Просто привычка. Просто обязательный элемент “здоровой жизни”.