Порванной перчаткой барон смахнул заливающую глаза кровь из рваной раны на лбу. Отступая, парировал удары уцелевшего авангарда противника. Но и в агонии проигранной битвы, теряя одного за другим товарищей и слуг, Балаш дивился, глядя на отверженного отпрыска – откуда в убогом отшельнике, больше времени проводящем с собаками, чем с людьми столько безусловной преданности и безудержной смелости? Меч разил в неумелых, но сильных руках, гримаса ярости искажала перепачканное грязью и кровью лицо, лохмотьями висела порванная одежда, обнажая при резких движенья глубокие раны. Парень дрался точно черт, выпущенный на свободу из преисподней. Растрепанные волосы отливали иссиня-чёрным вороновым крылом, таким же как у почившей при родах матери. Семнадцать зим назад у смертного одра возлюбленной барон не взглянул на красный орущий комок – своего сына. Нежданный выродок посмел отнять у Мелихера радость темных ночей и усладу глаз. До крови прикусив губу и сдержав непрошенные слезы, сослал подальше, не удостоив даже имени. Выкормила младенца сердобольная кухарка, а священник окрестил Карелом, что значило «человек».
И теперь его сын, еще вчера не смевший поднять глаза, битый за мелкие провинности и просто из-за дурного настроения барона, сражался плечом к плечу с не признавшим его отцом.
«Может, мстит врагам за любимую гончую, убитую выстрелом в упор?» – Мелихер перекинул меч в здоровую левую руку. Перебитая правая кровоточила и висела безвольной плетью.
– Сзади! – крикнул Карел, и барон успел отразить удар алербарды. Острие задело плечо по касательной, мужчина присел, уходя с линии атаки, но звук выстрела заставил обернуться и потерять равновесие. Время лениво замедлилось, позволяя рассмотреть во всей красе последние мгновения жизни. Бросился вперед, закрывая собой отца, раненый Карел. Пробив плечо юноши навылет, пуля достигла цели, поразив барона в незащищенное легким доспехом бедро. Мужчина рухнул на скользкие от крови каменные плиты.
– Господин! – бледный псарь, сжав зубы, из последних сил полз к сраженному Балашу, но промахнувшаяся в прошлый раз алебарда пригвоздила Карела к земле. Стоя на коленях посреди разоряемого во славу короля фамильного замка, поверженный барон-разбойник Мелихер Балаш в последние секунды жизни не отрываясь смотрел на лицо непризнанного сына. И серые глаза, точно такие же, как у незабвенной Анежки, отпускали грехи, провожая в последний путь.