– Сядь.
В коротком слове я слышу обреченную решимость и глубокую печаль. Подчиняюсь, выжидательно глядя на жену. Тем временем она ссыпает зерна в старинную кофемолку, неторопливо вертит ручку, а после перекладывает порошок в прогретую турку. Расплющивает ножом пару коробочек кардамона и вынимает семена. Толчет их в каменной ступке вместе с комковатым тростниковым сахаром и крупинками крупной морской соли. Добавляет специи к кофе, заливает водой и погружает джезву в раскаленный песок. Плавные размеренные движенья завораживают, тонкие пальцы, сомкнутые на деревянной ручке, водят турку по кругу, кофе поднимается под ободок, и жена снимает плотную шапку из сварившихся молотых зерен.
– Спрашивай, – голос Лики выводит из медитативного созерцания.
– Что? – не сразу соображаю я.
– Все. О том что тебя мучает со дня приступа.
Незаданные вопросы принимаются мельтешить и суетиться в сознании, стремясь первыми пробиться к микрофону. Пока я мну губы, выбирая с чего начать, супруга успевает поставить на стол чашки с кофе и бокалы с холодной водой.
– Лика, что происходит? – выбираю наиболее общий, чтобы сразу не заработать сто очков психа в глазах жены.
– Я варю кофе и беседую с мужем, – проскальзывает быстрая ироничная улыбка. – Обычный кофе – без «забвения».
Показанная Полиной сцена живо разворачивается перед глазами.
– Откуда ты знаешь? – напрягаюсь, отстраняясь от стола. Лика закидывает ногу на ногу, берет обеими руками чашку и вдыхает кофейный аромат. Жмурится от удовольствия и так же, не открывая глаз, поясняет:
– Это, все же, мои воспоминания. Неужели ты думаешь, я позволю дочери бесконтрольно копаться в голове матери?
– Почему я этого не помню? – не спешу пригубить свой напиток, хотя Лика с явным наслаждением уже смакует первые глотки.
– Потому что мы этого не хотели.
– Ты и Виктория?
– Умница, Влад. – в голосе Лики столько холода, что кажется ее губами начала вещать высокомерная мадам Либар. Куда делась моя милая, ласковая жена? Женщина напротив изучает меня с отстраненной расчетливостью. Только заплаканные глаза, да нервно постукивающие по фарфору узкие ноготки выдают внутреннее напряжение.
– Но ты спрашиваешь не о том. Неужели боишься или не находишь слов?
Я возмущенно вскидываюсь и принимаю вызов. Все наблюдения и подозрения, начиная с подслушанного диалога в больнице, включая визит к немощному Роберу и подсмотренные воспоминания, выстраиваются в единую логическую цепь: