– Дурное почуял я, Возгарушка. Ночь больно темна – навье время.
*
Зимич подкинул в камин дров, подтащил поближе топчан и взгромоздился на него, укутываясь в шерстяное одеяло. Возгару ничего не оставалось, как натянуть рубаху да устроиться подле. Наполовину домовик – наполовину человек, старик обитал на границе миров, унаследовав больше людского от матери, чем потустороннего от отца. Но все же чутье, доставшееся от домовика, никогда не подводило – мыши на хвостах несли ему сплетни, старые балки нашептывали подсмотренное, половицы поскрипывали о тайниках, сверчки за печью напевали секреты и подслушанные разговоры. Лучше прочих Зимич по крупицам собирал пересуды и факты, что вкупе с хозяйственностью и способностью даже на пустошах в походе создать домашний уют, делало его незаменимым членом их маленького братства. Возгар привык прислушиваться к старику, как привык доверять Бергену прикрывать спину в бою, а коню-Усиню самому выбирать верный путь.
Вот только сложно было порой вычленить главное из бесконечной болтовни Зимича. Вот и сейчас домовик растекался речью, восторгаясь молочным поросем с ужина, да похваляя «Драконье брюшко» за чистоту и порядок.
Возгар слушал вполуха, задумчиво крутя в руках обрывки ремня, еще недавно неразрывного, укрепленного бечевой судьбы.
– Зимич, ты встречал подобное – чтоб самой Доли путы кто разорвать мог?
Старик глянул на товарища так, словно впервые увидел. Протянул морщинистую ладонь, взял половинки пояса и с интересом изучил. Поднес к лицу, принюхался и даже лизнул, тут же скривившись.
– Не слыхал, – ответил нехотя, словно не желая признаваться в невежестве. – Бытовало, правда, поверье одно во времена моей молодости, да то так давно было, что может и привиделось вовсе.
– Не томи, – Возгар плеснул в два кубка медовухи и протянул один Зимичу. Тот благодарно отхлебнул и, глядя на занимающееся на поленьях пламя, продолжил:
– Нерушима Доля и пряма судьба у людских дорог. Не изменить начертанного, будь ты сам Крез. Оттого узы эти в обряде свадебном прижились, как связующие до скончания века. Ни человеку, ни злыдню, ни выродку какому, вроде меня, их не разорвать. Но поговаривали, что в давние времена девок, что ящурам в дань обещаны к столбам честным* (честной столб – здесь столб, к которому привязывали девушек, приносимых в жертву драконам. Честной от слова «честь» – девушки были невинны «честны» и их жертва «честна» – непорочна»)