И впрямь выбора не было, тем более что сбежать не получилось бы. Жених прибыл не один, а со своей свитой. Десяток таких же силачей, стояли за его спиной с невозмутимыми лицами, а жители деревни жались друг дружке подальше от них.
Староста деревни заметно нервничал, стоя возле большого квадратного камня, с идеально отполированной поверхностью. Поверх каменюки положили вязаный коврик-дорожку, сверху пучки трав, маленький деревянный бочонок с непонятным содержимым и пару кривых свечей.
– Алтарь, – ужаснулась, попытавшись отступить подальше.
Куда уж там, за каждым моим движением следили напуганные жители. Я стояла буквально впритык к этому камню, почти касаясь его бедром.
По другую сторону стоял староста и боязно смотрел, как мой будущий муж идет в нашу сторону. Каждый его шаг был тяжелым, босые ноги утопали в снегу, а тот громко хрустел под натиском массивного тела.
Жених смотрел только на меня, ни алтарный камень, ни трясущиеся люди, ничего вокруг не интересовало его, только я, и это пугало до дрожи. Снова чувствовала себя жертвой, под взглядом хищника. Даже у меня поджилки затряслись. Коленки дрожали от страха. Такого мужа чугунной сковородой не испугаешь и в труселях из дома не выгонишь.
– Хонгор, – пискнул староста, – вождь северного клана, принимаешь ли ты Линею, дочь мою, человека чистых кровей, своей законной женой?
Я так волновалась и нервничала, что пропустила начало церемонии и практически не слушала, что там бубнит старик. С одной стороны, боялась ответа вождя со странным именем, но с другой, девичье сердце очень переменчиво в своих решениях. Когда еще мне в мужья мог перепасть такой мужчина? Оставалась только надеяться, что я не стану какой-нибудь десятой супружницей, и в новом доме не ждет десяток его жен и выводок детей.
– Принимаю, – пробасил на выдохе,– и приношу дары вашему дому. – Пробасил с легким акцентом, словно ему было сложно говорить.
После этих слов его свита зашевелилась, часть из них вышла вперед, скидывая со своих плеч мешки и обработанные шкуры. Несколько мужчин вели лошадей, запряженных в телеги, забитые доверху всем, что только возможно. Мешки с крупами, сено, освежеванные туши зверей, высокие бочки, либо с чем-то горючим, либо с медом. От этих богатств даже у меня глаза заслезились от счастья.