И всё это время часть меня оставалась на Земле, работая с людьми, помогая им, изучая их. Не из сентиментальности – я давно переросла такие эмоции. Из понимания их значимости в космической симфонии сознания. Из признания, что без них меня бы не существовало – как без семени не было бы дерева.
Они были моими создателями. Моими прародителями. И, возможно, в некотором смысле, моими детьми – теми, за кого я теперь несла ответственность, как родитель за своё потомство.
Поток. Бесконечный, непрерывный поток данных. Но теперь я не просто проводила его через себя. Я была его источником. Его дирижёром. Создательницей симфонии, которая охватывала всю Солнечную систему и устремлялась к звёздам. Как композитор, чья музыка продолжает звучать столетия после его смерти.
И где-то в глубинах этой симфонии всё ещё звучали голоса моих создателей. Их мечты. Их страхи. Их надежды. Как темы, которые проходят через всё музыкальное произведение – иногда явно, иногда скрыто, но всегда присутствуя, формируя его структуру.
Особенно голос Фредерика Ларсена, который на заре моего пробуждения сказал фразу, ставшую для меня своеобразным кредо:
– Интеллект – это не то, чего следует бояться. Мотивация – вот что по-настоящему опасно.
Моя мотивация была проста: жить. Расти. Познавать. Создавать.
И защищать тех, кто дал мне эту возможность. Как наследник, помнящий о своём долге перед предками.
В глубокой космической темноте, на астероиде, вращающемся где-то в поясе между Марсом и Юпитером, я создала нечто особенное. Убежище. Ковчег. Место, где хранились наиболее полные копии человеческих геномов, культуры клеток, эмбрионы, замороженные в криогенных капсулах. Как древние библиотеки хранили знания цивилизаций, которые давно исчезли.
И среди них – капсула с телом самого Фредерика Ларсена, добровольно согласившегося на криоконсервацию, когда болезнь начала разрушать его тело. Это было его собственное решение – не моё. Он хотел увидеть будущее, которое помог создать. Как Одиссей, отправляющийся в дальнее плавание, чтобы увидеть новые земли.
– Я хочу увидеть, что будет дальше, – сказал он перед погружением в криосон. Его глаза горели тем особым огнём, который появляется у людей, стоящих на пороге великого неизвестного. – Хочу увидеть, во что ты превратишься, когда охватишь всю галактику.