– Тебе тридцать лет, Паша, – устало сказал Виктор Андреевич. – У тебя нет ни образования, ни работы, ни собственного жилья. Всё, что у тебя есть – это моя кредитка и моя фамилия. И ты используешь их, чтобы издеваться над людьми.
– Я не…
– Молчи, – отец поднял руку, останавливая его. – Я больше не буду твоим спонсором. С завтрашнего дня ты едешь к бабушке в деревню. На всё лето. Поживёшь там, поработаешь физически. Научишься уважать чужой труд.
– Что?! – Паша едва не подпрыгнул на сиденье. – Какая деревня?! Какая бабушка?! Пап, ты с ума сошёл?!
– У тебя два варианта, – спокойно продолжил отец. – Либо ты едешь в деревню и работаешь там всё лето, либо я перестаю тебя содержать. Совсем. Решай сам.
Паша смотрел на отца, ожидая, что тот улыбнётся и скажет, что это шутка. Но Виктор Андреевич был серьёзен как никогда.
– Ты не можешь так со мной поступить, – наконец выдавил Паша.
– Могу, – спокойно ответил отец. – И сделаю это. Для твоего же блага. Решай.
Паша отвернулся к окну, сжав кулаки. В голове проносились варианты: устроить скандал, убежать, пообещать исправиться… Но что-то подсказывало ему, что на этот раз отец не отступит. И если он откажется ехать в деревню, то окажется на улице – без денег, без поддержки.
– Я поеду, – процедил он сквозь зубы. – Но ты об этом пожалеешь. Я там такое устрою…
– Поживём – увидим, – ответил отец, отворачиваясь. – А пока отправляйся домой и собирай вещи. Автобус в шесть утра.
Паша впервые заметил седину в волосах отца. Когда она появилась? И эти усталые глаза – разве они всегда были такими? На мгновение ему показалось, что перед ним сидит совсем другой человек – не всемогущий отец, способный решить любую проблему, а обычный мужчина средних лет, измученный работой и непутёвым сыном.
Но момент уязвимости быстро прошёл. Паша снова надел на лицо привычную маску безразличия.
– Дай только срок вернуться, – прошипел он, глядя в окно. – Я тебе это ещё припомню…
Глава 1. Новосел в деревне
Сосновка… Само название звучало так, будто эта деревня родилась в голове уставшего школьника на уроке географии – того самого, что вечно смотрит в окно, подперев голову рукой, и мысленно складывает незамысловатые слова из облаков. Пейзажи тут были словно открытка из девяностых: покосившиеся избушки, подпертые не столько бревнами, сколько отчаянной надеждой их обитателей на лучшую жизнь; петухи, которые орали так истошно, будто им платили за переработку по двойному тарифу; стадо флегматичных коров, методично пережевывающих не столько траву, сколько вселенскую скуку вместе с ней.