21 февраля 1800 года 17‑летний Жуковский приступил к работе. Жил он в доме Юшковых, где ему отвели две комнатки на антресолях. По пансионской привычке просыпался в пять часов, пил чай и начинал работать над стихами и переводами. До начала службы выкраивалось около трех часов. К концу 1800 года у него уже сложилось много планов и литературных дел.
Алексей Мерзляков, зная, сколь горестно для гордой юности безденежье, отвел товарища к известному книгоиздателю Зеленникову, который заказал Василию Андреевичу перевод четырехтомного романа Августа Коцебу. Роман назывался «Младенческие мои причуды», но Жуковский дал ему иное, в духе времени, заглавие: «Мальчик у ручья, или Постоянная любовь». У этой книги вскоре появились читатели и почитатели. Она, как и повесть «Королева Ильдегерда» – следующая переводческая работа Жуковского, – стала тогда любимым чтением в семьях дворян России. Из-за трудного материального положения Зеленников обещал поэту платить за переводы лишь по случаю и лишь столько, сколько сможет. Но сверх платы обязался давать книги, из неходовых.
У Жуковского постепенно собралась солидная личная библиотека. Тридцать пять томов большой французской энциклопедии Дидро подарила ему в честь окончания пансиона Марья Григорьевна Бунина (это было приобретение покойного Афанасия Ивановича). Подарила она Василию и слугу – крепостного Максима. У Зеленникова в счет будущих переводов взял Жуковский «Естественную историю» Бюффона в тридцати шести томах на французском языке. Он купил несколько исторических сочинений на французском и немецком языках, переводы греческих и латинских классиков, полного Лессинга готическим шрифтом. Адам Смит, Шарль Бонне, аббат Баттё, Несторова летопись, изданная в Петербурге в 1767 году, философские труды лорда Шефтсбери – книга за книгой становились на его полки, прочитанные, с многочисленными пометками и закладками.
Однако как только Василий Андреевич приходил на службу, то его охватывало отвращение к окружающей его обстановке: расшатанные и ободранные конторки, потрескавшиеся шкафы и облупившиеся стулья – все чуть ли не времен царя Алексея Михайловича, все полно серых и синеватых бумаг, папок, облитых клеем и закапанных воском от свеч. В помещении стоял особенный, отвратительный канцелярский запах – мышей, бумаги и плесени. Конторские чиновники почти все были в годах. Жуковский с грустью думал об Иностранной коллегии архива, где служили братья Тургеневы. Там, конечно, тоже старые шкафы и облака бумажной пыли, но зато вокруг одна молодежь! И свобода! Можно рыться в грамотах и актах, как это с азартом делает сейчас Александр Тургенев, который от литературы все более склоняется к истории…