Любовные истории в Стране восходящего солнца - страница 12

Конечно, мы находимся в области зыбких предположений и допущений, но, когда рассуждаешь о делах сердечных, отдаленных от нас двенадцатью веками, приходится двигаться по этому зыбкому пути. Нежность, любовь и тончайшие любовные переживания были частыми гостями в высшем обществе Нара. Рискнем предположить, что и государыня Кокэн не была исключением. Что касается Докё, то столетия спустя монах Ёсида Кэнко в «Записках от скуки» сказал: «Помнится, будто мудрец Дзога считал, что жажда мирской славы не соответствует учению Будды. Но ведь и у праведного отшельника есть, по-видимому, какое-то заветное желание». Написано в XIV веке, но есть вещи, которые не меняются с течением времени, например людские стремления.

Можно спорить о благотворности или пагубности связи монаха и императрицы, но вызывает сомнения, что у Докё не было нехватки в заветных желаниях. А что касается сердечных страстей, то там же Ёсида Кокэн делится своими воспоминаниями: «Мужчина, который не знает толк в любви, будь он хоть семи пядей во лбу, – неполноценен и вызывает такое же чувство, как яшмовый кубок без дна. Это так интересно – бродить, не находя себе места, вымокнув от росы или инея, когда сердце твое, боясь мирской хулы, не знает и минуты покоя; когда мысли то туда, то сюда; и за всем этим – спать в одиночестве и ни единой ночи не иметь спокойного сна! При этом, однако, нужно стремиться всерьез не потерять голову от любви, чтобы не давать женщине повода считать вас легкой добычей».

Так и видишь перед собой послушника или монаха, чей суровый вид и грубая одежда скрывают сердце, полное страстей и желаний. Невольно возникает вопрос: а зачем уходить от мира, если ты страстно привязан ко всему мирскому? Но если бы на все сложные вопросы существовали однозначные и простые ответы, то мы все жили бы в совершенно ином мире.

Что же произошло в стране после того, как почтенный Докё занял свое место в сердце императрицы? Прелюбопытнейшие вещи! Кокэн вернулась к жизни полной сил и самых лучших намерений. Помочь воплотить их в жизнь должен был высокомудрый Докё, который очень быстро занял один из высших постов в иерархии буддистского духовенства, потеснив ставленника Фудзивара-но Накамаро. Ни «Манъёсю», ни «Нихон рё: ики» не подскажут нам, какие страсти разгорелись в придворной борьбе между императором Дзюннин и императрицей Кокэн. Первого поддерживал злонравный Фудзивара и, можно предположить, что новый государь и его серый кардинал могли рассчитывать на успех, но Будда рассудил иначе. В 762 году, вскоре после появления Докё, Кокэн приняла монашество. Однако, вместо того чтобы удалиться от мира и закончить свои дни в благих размышлениях о Путях Истины, она заявила, что все важные вопросы по управлению страной она милостиво берет на себя. Дзюннин мог заняться вопросами не столь значительными. Кому-то в конце концов надо возносить благодарственные молитвы богам или оценивать поэтические состязания придворных аристократов. Человек несведущий скажет: это пустяк! Но тот, кто так говорит, никогда не бывал на состязаниях поэтов и не знает, что судить их труд посильно только истинному потомку пресветлой Аматерасу! Дзюннин, очевидно, думал иначе, и дело закончилось очень нехорошо. Хотя государыня Кокэн и вступила на путь Будды, в критический момент она не колебалась в решениях. Отряды верных людей Накамаро и Кокэн устроили небольшую гражданскую войну. Вообще, в армии того времени был обязан служить каждый четвертый мужчина, оружие было казенным, выдавалось новобранцам во время похода, а сами вооруженные силы были весьма внушительны и значительно превосходили насущные потребности Японии того времени. К слову сказать, качество этой самой армии оставляло желать лучшего. Противоборство Фудзивара-но Накамаро и Дзюннин, с одной стороны, и Кокэн – с другой, обошлось без привлечения этой громоздкой массы. Люди Накамаро были частью перебиты, частью бежали в отдаленные провинции. Сам Накамаро разделил судьбу своего дальнего родственника Татибана, с которым он так немилостиво обошелся. А для Фудзивара никто не захотел просить о милосердии, и он был казнен. Злополучный Дзюннин отправился в ссылку в Авадзи. Вскоре он предпринял неудачную попытку побега и довольно быстро (на следующий день) скончался. Мы упоминали, что современному читателю сложно оценить всю тяжесть изгнания из столицы. Великолепная Нара – единственный настоящий город в стране. Это единственное место, где может жить благородный человек, что уж говорить про императора! За пределами начинались унылые земли, населенные полудикими крестьянами и полуграмотными чиновниками. Скудость, дикость, тоска и отчаяние, слезы беспрестанно орошают рукава, а глаза с тоской смотрят в сторону столицы. Строго говоря, существует обоснованное мнение, что изящная и высокая культура, сосредоточившаяся в Нара (одних грамотных чиновников насчитывалось более шести тысяч), напоминала маленький островок, окруженный океаном нищеты и дикости. Впрочем, мы отвлеклись…