За последние пару лет вытянулся и превратился в подростка Ромка. Так Стас назвал своего сына, несколько обидев Анжелу Карповну, пренепременно желавшую дать мальчику имя Иван.
– Иван Ивашин – это было бы так красиво! – повторяла она, по-обыкновению театрально закатывая глаза.
Тем не менее, бабушка во внуке души не чаяла. Впрочем, любили его все. Ромка рос спокойным и очень домашним. Стасу не хватало в нем мальчишеского озорства. Но, вспоминая видения, он думал: пусть лучше так. Радовало и то, что Роман был сильно привязан к матери. Алла сумела стать для него другом, Стас не без ревности думал, что вечера, когда он дежурил, они проводили особенно весело и душевно. После них сын и мать перебрасывались только им двоим понятными шутками, а Алла сыпала молодежным сленгом.
Ее будто не брали года. Она оставалась молодой и жизнерадостной, несмотря на то, что последние пару лет ей приходилось фактически жить на две семьи. У Семена Семеновича умерла мать, а отец ни за что не соглашался переезжать в поселок. В далекой глухой деревне с милым названием Хатки хаток с каждым годом оставалось все меньше. И старый Семен Григорьевич вообразил себя ни много ни мало хранителем этого места. «Ты, сын, съехал. Предал, можно сказать, и лес этот, и поле, и пруд, который прадед твой копал. Ну и твое дело. А я здесь родился, здесь и умру», – как-то в сердцах сказал он Семену. И тот больше не нарывался на грубость. С покорностью замаливавшего грехи предателя он ехал туда, как только появлялась свободная минута. Сажал огород, досматривал хозяйство. Предложить отцу продать хотя бы корову он не смел. Терпеливо косил траву, заготавливал сено на трех овечек и старушку Зорьку, которая молока почти не давала, просто доживала рядом со своим хозяином. А тот относился к ней уже не как к кормилице, а как к старому другу. Его вряд ли заботило, доится ли она. Главное – рядом, так же, как и при покойной жене. Тяжело дышит в хлеву и благодарно тычет в ладонь мокрым носом, когда берет с руки хлеб.
Семену Семеновичу эти поездки оказались на пользу, он почти перестал пить. Зато Анжела Карповна будто снова вернулась в свою свободную, разгульную молодость. Алла любила и понимала отчима без слов. Потому знала, что спокойно ему будет только в том случае, если супруга его будет под контролем. И она контролировала. В основном вечерами, а иногда, чаще всего во время мужниных ночных дежурств, оставалась и на ночь. Стас не перечил, с годами он понял, что самое ценное – это покой близких людей. Никакая борьба за власть в семье не стоит этого спокойной упорядоченной жизни. Слишком рано пришла к нему эта мудрость, но он принял ее справедливость всем сердцем.