– Любопытно, – подумал Кирилл, – кто из девиц возлежит на гамаке? – И сказал вслух: Ольга, конечно.
Он побрел по дорожке за околицу: деревья остались позади; справа зеленел ряской пруд; впереди под белым покрывалом тумана угадывалась река. Разговоры с Алексеем не выходили из головы.
– И как на ней жениться? Портрет с нее писать скорее можно. И то будет скучным, – говорил он сам с собой. – А эта-то, маленькая, перед грозой в лодку бросилась! Ведь это она Алексея спасала, чтобы, не дай Бог, не вымок. А он не видит ничего.
На красном восходящем солнце искрилась трава каплями росы. За ночь глина на круче подсохла, и, цепляясь за травы, Кирилл спустился к мосткам, где они вчера оставили лодку. Лодка недвижно чернела в тумане, наполовину залитая водой. Кирилл пошел вправо по кромке воды и через несколько шагов ни лодки, ни мостков уже не было видно. Бродить вслепую не хотелось, и, наткнувшись на большой плоский камень, он уселся у самой воды и стал задумчиво бросать камушки.
Невольно он возвращался к впечатлениям вчерашнего дня. Когда он упорно твердил Алексею, что не хочет с ним ехать, он немного лукавил. Он давно не выезжал за город, и, как только нога его ступила в сосновый бор, он почувствовал, до чего истосковался по свободному дыханию вне стен. Другое дело, что цель поездки, сформулированная Алексеем, его решительно не устраивала.
– Подумать только! Устраивать смотрины девушки перед тем, как попросить ее руки. Добро бы он с ней знаком не был, а то ездил-ездил, а теперь решил спросить, достаточно ли она для него хороша. Чудно́ и дико как-то!
Камешек – плюх! – пошли круги.
– Кто ж так женится? Да и с чего ему вдруг приспичило? Вот ведь люблю его, сколько лет дружим, а бестактность его порой меня из себя выводит.
Он подобрал следующий камень, посмотрел перед собой и вдруг почувствовал присутствие реки: до этого его взор неотрывно следил за расходящимися кругами. Вода была гладкой, чуть розовой, и текла она спокойно, тихо и не кончаясь.
– Разве можно раздражаться на человека, который испытывает к тебе самые искренние добрые чувства? Говорят, что нельзя. Да и вообще вроде как сердиться нельзя. Выходит, что я не могу, а ведь должен бы…
Он стал складывать камушки горкой на камне, где сидел, рядом с собой.
– Никому я ничего не должен! Просто хотел бы. Как это, однако, трудно всякий раз не следовать порыву… Сколько же нужно положить внутренних сил, сколько нужно молить, чтобы Господь приблизил к тому истинному душевному покою, которого, возможно, достигали лишь подвижники.