– А сейчас что-нибудь пишете?
– Пытаюсь. О юношеской любви.
– Как интересно.
– Больше грустно. Он в армию ушёл, а она…
– Не дождалась. Точно?
– Сложнее: он стал другим. Хотя никем не увлекался. Да и где там в армии.
– Ой, и что, что в армии. А вы служили?
– Конечно, как без этого?
– И что, там не было вариантов? Да мужики где хочешь найдут. Это мы, дуры, верим да ждём.
– Это у меня из своей жизни такой случай. Знаете, она похожа на вас. И задумка возникла благодаря вам, когда вас увидел.
– Надо же, – засмеялась она. – Вот куда попала. Покажете потом?
– Тут до показа семь вёрст до небес. Ещё начать да кончить.
Оля выскребла ложечкой вафельный стаканчик, отложила ложечку на край стола и стала, обхватив ладошками стаканчик, как белочка орех, его по кругу обкусывать. Заметила непорядок:
– Мама, у него телевизора нет и ванной нет.
– Ничего, Олечка, живу.
– А где вы умываетесь?
– К морю бегаю.
– Каждый раз?
– Извините за беспокойство. Мы пойдём, – сказала Соня. – Уже у порога, поправляя дочке белый бант, повернулась: – А вы до того похожи на него, это мой парень был, прямо один в один.
– Отец Оли?
– Нет. Хорошо бы!
– Оля! – воскликнул я, – умоляю, возьми мороженое. Я его не люблю.
– Ну, раз не любите. – Соня положила стаканчики обратно в пакет.
– А у меня есть ещё одна бабушка, – сказала на прощание Оля. – Только она далеко. Мамина мама. Только я её не видела.
– Обязательно увидишь, – пообещал я.
Ушли. Не удерживал. А чем бы я мог их занять, угостить? Да и сам такой небритый весь. На брюках след от древесной смолы. Рубаха какая-то рабоче-крестьянская. Ведь есть же запасная. Ну, что теперь.
Подошел к зеркалу. И куда я рядом с ней, такой? И внезапно решил – не бриться до конца срока. И вообще пора носить бороду. Василий Белов с бородой, а моя Вятка с его Вологдой соседи. И дедушки у меня были бородатые ямщики и плотогоны.
Эх, не отпадёт голова – прирастёт борода. Да не отпадёт, сам не теряй.
Но наутро, когда мы прибежали к морю, а оно день ото дня становилось всё холоднее, зрителей приходило всё меньше, наши заплывы становились всё короче, так вот, мне казалось, что Соня где-то близко. И подсматривает за нами. В бинокль. А с ней собачка. Кукарачка. Стих про эту Кукарачку я дочке по телефону пересказал. В тот же день, как они приходили.
Да, Соня. Была в ней женственность, вот что. Это не объяснить, и это есть далеко не во всех женщинах. Женственности не достичь ничем: ни красотой, ни фигурой, ни спортом, ни диетой, это только состояние души. А женственная душа у женщин бывает только у целомудренных. Сказал же Сашок, что Соня ему его мать напомнила. А мне далёкую доармейскую Валю. Ведь не похожестью лица, а именно этой женственностью.