– Послушай, мама, она даже не рада нас видеть.
Шурка спряталась за Тайбу, которая вытерла слезу со щеки и сказала: «Да, она очень рада нас видеть, но ей также и грустно, потому что она скучает по своему мужу, твоему дедушке».
– Почему?
– Вопросы, вопросы! Иди обними ее, – она подтолкнула Шурку, вцепившуюся в край ее платья, – дедушка умер и оставил бабушку одну. Теперь она будет жить с нами.
– Почему она одна? – не унималась Шурка.
Но мать ответила: «Хватит, лучше покажи бабушке дом».
– Теперь, Шурка, – сказал папа, укладывая ее спать, – ты должна присматривать за бабушкой. Теперь она будет жить с нами.
– Я рада, что она с нами, – прошептала маленькая Шурка. – Просто чтобы ты знал, она больше не плачет так много.
Шурка обнимала бабушку и вдыхала запах дрожжей, впитавшийся в ее одежду. Она любила пироги, которые пекла для них бабушка.
Когда бабушка переехала к ним, дом наполнился запахами новых блюд. Она умела готовить капусту, фаршированную телятиной, ароматные овощные пироги и сладкую халу. Зимними вечерами бабушка вкладывала в маленькие ручки Шурки комки шерсти и вила из нее нитку, которую скатывала в один большой клубок, а потом вязала всем теплые жилеты и зимние шапки.
– Как хорошо, что бабушка здесь, – говорила маленькая Шурка, и бабушка угощала ее шоколадным тортом, который она называла рогалах.
Вскоре, когда зима закружила снежными бурями, которые накрыли дом, бабушка захотела переехать в дом к брату, в Острув-Любельски. И тогда папа снова запряг лошадей, прицепил телегу, и бабушка уехала.
– Я вернусь весной, – пообещала она Шурке, которая горько рыдала, – тогда же, когда прилетят аисты.
В том же году, за много дней до того, как солдаты Третьего рейха пустились маршировать в своих сапогах и топтать польскую землю, задолго до того, как на Западе начали сгущаться тучи войны, семья решила отправиться в путешествие и переехать в Израиль, на свою возрожденную родину.
Они часто слышали от своих друзей и гостей, что евреи начали возвращаться туда. Старая родина была разрушена и заброшена и нуждалась в таких трудолюбивых людях, как они, которые обрабатывали бы землю и засевали ее, и без устали работали бы на той земле, которую Бог обещал Аврааму, и заставили бы двухтысячелетнюю пустыню цвести.
Они так надеялись переехать, что уже даже подумывали сменить свою фамилию на еврейскую – Шамир или Шалом. Они мечтали и гадали, что бы они предпочли: горы на севере или центральную равнину. Но их мечтам так и не суждено было сбыться.