Иногда я слышала, как Алина тихо плачет по ночам. Максим делал вид, что всё в порядке – слишком взрослый для своих лет, слишком упрямый, чтобы признать, как больно.
Я пыталась поговорить, осторожно, через щели в их закрытости, но всё разбивалось о невидимую стену между нами.
Влад почти не выходил из комнаты – его раны всё ещё давали о себе знать. Он лежал, читал, смотрел в потолок. Мы не говорили друг с другом много, лишь шепотом – как будто боялись потревожить хрупкое равновесие этого дома.
Я перенеслась в нашу с Алексеем спальню – как будто вещи в этой комнате всё ещё хранили тепло старой жизни. Я не знала, где моё место. В гостевой – рядом с Владом? Там, где меня всё ещё помнят его стоны боли и моё бессилие? Или здесь – где на стенах фото семьи, которая развалилась по моей вине?
Каждую ночь я смотрела в потолок и спрашивала себя: где был тот момент, когда всё пошло не так? Почему я перестала быть женой, матерью, человеком, который заслуживает доверие?
И главное – можно ли из обломков построить хоть что-то живое? Или это просто медленное проживание собственной вины?
Я даже не знаю, когда всё началось. Не было ни грозы, ни взрыва – только медленное затухание.
У меня была спокойная жизнь, как у многих: дом, дети, работа. Я родила двоих – Максима и Алину – и с каждым годом всё больше пряталась от самой себя. Фигура изменилась, отражение в зеркале стало чужим. Я избегала своего взгляда, будто он мог напомнить мне, кем я когда-то была.
Мой день был расписан до минуты: завтрак, школа, работа, ужин, стирка, уборка, проверка уроков. По выходным – пироги и глажка, иногда вынос мусора за Алексея.
Я не жаловалась. Я просто жила. Так, как будто этого должно быть достаточно.
Алексей дарил цветы дважды в год – на 8 марта и день рождения. Букет, купленный в ближайшем супермаркете за час до ужина, иногда с лентой, иногда без. Ни открытки, ни записки. Подарки… если их можно так назвать, тоже были такими – вещами «для дома»: пылесос, блендер, кастрюля.
Романтика? Она осталась в прошлом, похороненная где-то между первым детским насморком и вторым криком из-за разбитой кружки.
Я не чувствовала себя женщиной. Не чувствовала себя любимой. А потом появился он – просто человек, который вдруг начал видеть меня. Говорить со мной. Слушать. Дарить мне не цветы – чувства.