Карл услышал.
В холодных глазах серебро теряет стальной оттенок, голос надтреснутый:
– Не надо, девочка, не отказывайся.
Одна его ладонь ложится на мой затылок и прижимает меня с мокрым носом к белой хрустящей рубашке, а вторая аккуратно гладит между лопаток. Первый порыв – отстраниться, сжимаюсь. Мужские руки замедляются, Карл наклоняется чуть ближе и тихо поясняет:
– Немного обезболивающего, расслабься.
Нет в этой ласке ни секса, ни даже намёка на желание, просто один человек дарит тепло другому, и я, обняв Карла за талию, отпускаю напряжение. В номере тихо, единственные звуки – моё успокаивающееся дыхание и шорох одежды от мерных поглаживаний. Тактильный голод, терзающий меня каждый вечер, сытым псом сворачивается в бублик. Впервые за долгое время так спокойно и хорошо.
Пальцы выводят на затылке восьмёрки, погружая в лёгкий транс, заторможенно спрашиваю:
– Ты решил проблему с… невестой?
Дергает плечом. Не решил, но обсуждать не хочет.
– Пусть тебя это не заботит, лисица, – в голосе умиротворение. – Все поражения нас учат чему-то. Я просто не был готов принять это конкретное.
– Был? – поднимаю лицо, натыкаясь на внимательный взгляд. – Значит, сейчас готов?
Устало усмехается:
– Нет и не буду. – В этом он весь. – Но никто и не спросит.
Снова кладу голову на грудь, выпрашивая ещё обезболивающих “восьмёрок”. Гладит.
– Церемония отменена? – если я отказалась, не значит, что мне всё равно.
– Завтра, – слышу, как морщится, – с утра займусь. – Кстати…
Отодвинувшись, достаёт чёрный ювелирный футляр из бутика, где выбирали кольца. Протест на моём лице такой явный, что Карл предупреждающе качает головой. Мол, даже не думай.
– Оно действительно твоё, Алёна. Редким женщинам так идут рубины. Доставь мне радость, носи. Тебе же понравилось?
– Да-а-а, но… – смутившись не могу подобрать аргументы.
– Без но.
Достаёт из пиджака второй футляр-близнец:
– И это тоже… к нему. – Открывает, показывая роскошные серьги. Подвески – по два ряда рубиновых и бриллиантовых капель. – Позволишь?
Киваю. Надевать свои подарки – его отдельное удовольствие. Даже если потом верну, отказать сейчас не поворачивается язык.
С потёкшим макияжем и растрёпанной его пальцами прической я, должно быть, похожа на пугало, но в его взгляде то же сдержанное восхищение, что и обычно. И резюме низким голосом: “Великолепна,” – пробирает до мурашек.