От этой картины исходят иные волны, проникая в поры незаметным ядом. Колени снова подкашиваются. Она его ЛЮБИТ или он её? Она ему ДОВЕРЯЕТ или он ей?
От отравления схожу с ума. Стоп, а как же развод? Бывшая секретарша Тимура написала, что Серафима даже на суд не приехала – не желала встречаться. Тогда что это? Её фантазии? Тоска по ушедшей любви или примирение?
Нет, нет, нет. Распространяясь, яд причиняет настолько невыносимую боль, что необходимость прекратить происходящее любым способом затмевает всё прочее. Трясу головой зажмурившись. Не отступает.
На самом деле, когда от тебя зависит большое количество людей, нельзя позволить себе истерику. Репутация в моём мире – если не всё, то очень многое. Никто не пожертвует деньги в фонд, которым руководит неуравновешенная истеричка, поэтому моя импульсивность самыми толстыми канатами привязана к двум чугунным битенгам – рассудку и воле. Но только что узлы развязались, и путы исчезли в воде. Без опоры меня мощным течением уносит от берега. Таймер тикает, будто на бомбе. Три, два, один, пружина рывком распрямляется… Бум.
Стакан, лежащий в руке, летит первым… Следом – мраморное пресс-папье, потом что-то из техники и какие-то мелочи… Мне жизненно важно разбить эти чувства вдребезги. Со звоном и треском, на самые мелкие части, чтобы потом не собрать и не склеить.
Осколки рассыпались, но слова абсолютно целы, лишь картина на гибком основании намного сползла из рамы. Поэтому, скользя по стеклянной каше, я хватаюсь за край и рву её на части, не чувствуя острых стеклянных крошек. Просто хочу, чтобы этого не существовало. Нигде, никогда.
Я, кажется, плачу, потому что уже ничего не вижу. Из коридора доносятся голоса – люди спешат на звуки погрома. Перед тем как упасть и удариться затылком об угол стола, я успеваю подумать, что вновь в этой студии что-то разбилось, и услышать взволнованный голос отца:
– Алёна! Алёна, остановись…
Глава 3
Сквозь завесу забытья прорываются звуки: кто-то зовёт по имени и что-то говорит. Судя по интонации, это вопросы, только не разберу какие. Хруст сгребаемого стекла, сердитый голос отца, торопливые объяснения девочки с ресепшен. Вот кому незаслуженно попадёт.
Ощущение укола, и я снова невесома, не могу открыть глаза или пошевелить рукой – не чувствую собственной тяжести. Так лучше. Таймер выключен, и мне спокойно в этой мутной пустоте. Подольше бы не выныривать…