Гинце задумчиво потёр подбородок:
– Хм, предусмотрительно с его стороны. И весьма неприятно для нас.
– Можете что-нибудь сделать? – в моём голосе прозвучала надежда.
Профессор погрузился в размышления, его пальцы неосознанно барабанили по планшету:
– Теоретически – да. Система «хамелеон» на «Ростиславе» аналогична нашей. Если Градский просто сбросил коды доступа, их можно перепрограммировать.
– Сколько времени это займёт?
Лицо Гинце помрачнело:
– Около двух стандартных часов, не меньше. И мне потребуется личное присутствие на «Ростиславе».
Мы обменялись взглядами с Таисией и Жилой. Два часа – непозволительная роскошь. Маркаров выберется из магнитного облака гораздо раньше.
– У нас нет этого времени, Густав Адольфович, – сказал я. – Максимум через полчаса корабли противника выйдут на открытое пространство и обнаружат нас. Смысла прятать всю эскадру, если «Ростислав» по-прежнему будет виден радарам и легко идентифицируем, нет никакого…
Гинце кивнул, его обычно живое лицо стало серьёзным:
– Понимаю ваши опасения, господин контр-адмирал, Но, к сожалению, я не могу предложить более быстрого решения. Система защищена слишком тщательно. Надо переустанавливать…
Я стиснул кулаки, ощущая, как продуманный мною ранее план рушится на глазах:
– Значит, «Ростислав» невозможно замаскировать. Его электронная сигнатура будет демаскировать всю эскадру, независимо от того, какими гражданскими судами мы притворимся.
– Именно так, – подтвердил Гинце с сожалением.
Тяжёлая тишина опустилась на мостик. Каждый из присутствовавших понимал серьёзность ситуации. Без возможности замаскировать «Ростислав» наш план терял смысл. Более того, сам захваченный линкор из ценного приобретения превращался в обузу, угрожающую всей операции.
– Что будем делать, господа? – спросила Таисия, нарушая затянувшееся молчание. – Время на исходе.
– Можно подготовить линкор к самоуничтожению, – предложил Жила. – Заминировать его и оставить на автопилоте. Без этого балласта наша скорость увеличится более чем вдвое. Мы успеем достичь межзвёздных «врат» до того, как нас настигнут.
Я внимательно посмотрел на своего старпома. Предложение имело смысл, но мысль о том, чтобы пожертвовать таким ценным приобретением, казалась кощунственной.
Ещё сильнее давила мысль о потраченных ресурсах и человеческих жизнях, заплаченных за этот трофей. Лейтенант Рубан, лежащий сейчас без сознания в медблоке; погибшие во время абордажа штурмовики; повреждения, полученные «Ариадной» и «2525». И всё это – ради корабля, который нам теперь придётся оставить?