По форме – белая рубашка, черные брюки – был одет только он. Остальные пестрели разноцветными нарядами под стать осенней листве. В частной Школе имени Рудольфа Штайнера форма одежды была свободной.
Это было первым, что бросилось Громову в глаза: многообразие цветов в одежде толпы. Он знал, что Вальдорфская система обучения отличается от государственной, в основном в младшей и средней школе, но видеть тщательно скрываемые улыбки на лицах даже хмурых старшеклассников, делающих вид, что они из этого уже выросли, было изумительно. Удивительно было слышать смех и наблюдать, как малыши с первого по третий класс тянут руки к классному руководителю, рассматривая бусы на шее женщины.
Будто сюда хотели возвращаться. Будто никто здесь не воспринимал учебу, как тюрьму. Громов к такому не привык.
– Гриш! Эй, Громов! – Из разношерстной толпы выглянула солнечная голова Андреева. – Иди сюда, наши здесь.
Громов оторвал взгляд от цветастого калейдоскопа во дворе, протиснулся между спинами учителей, поспешил за другом. Пахло жухлыми листьями, жареными каштанами и ноткой сладкой ваты.
С Андреевым они дружили с детства. Познакомились в музыкальной школе, жили рядом, и несмотря на переезды Гриши с семьей, связь не потеряли.
Андрей типажом походил на щенка золотистого ретривера: вечно улыбчивый, позитивный, с голливудскими волнами светлых волос, по нему с первого взгляда было видно – хороший парень. Если бы не врожденная доброта и мозги, он мог бы сойти за типичного спортсмена красавчика, не пропускающего ни одной юбки, но Андреев был сосредоточен на своем будущем, дорожил друзьями и крутить романы не спешил. Летняя подработка в строительной фирме отца, собирающего частные бревенчатые дома и бани, в начале теплого сентября делала его похожим на доброго загорелого дровосека.
Они прошли через крыльцо в угол парадного дворика, скрытого мягкой кленовой тенью. Громов приготовился к новым знакомствам. Расправил плечи, посмотрел поверх голов толпы, постарался улыбнуться дружелюбно и выкинуть из мыслей странный совет сестры: «Поймут сразу, что с тобой шутки плохи – не полезут». Громов про себя закатил глаза: методы Влады часто выходили за рамки общепринятой, – его, – морали.
У кованной решетки ограды стояли трое. При взгляде на них Гриша понял, что, возможно, совет сестры не был таким уж бесполезным. От загорелой троицы веяло холодом.