Я вздрогнул. Что означает это последнее слово – я еще не знал. Но сразу почувствовал: что-то нехорошее. Папа вообще часто говорил такие слова, которые я интуитивно воспринимал отрицательно. Например, иногда бывало такое, что он являлся домой не один, а с какими-то красивыми, но слишком громкими, девушками.
В такие вечера я боялся его еще больше, чем обычно. Вроде бы отец пребывал в прекрасном расположении духа, но глаза его бешено вращались, а пахло от него чем-то резким, противным. От девушек часто удушающе разило парфюмом, словно они искупались в нем, девицы оказывались чрезмерно ярко накрашены. И вели себя слишком развязно, хотя глаза их лихорадочно блестели, как у сильно испугавшегося человека.
Обычно, завидев меня, гостьи немного расслаблялись и начинали сюсюкать.
– Какой пупсик! Как тебя зовут, малыш?
– Отвяжись от него. – каждый раз приказывал папаша. – Моему сыну еще рано общаться с шалавами. Валентин!
Приходил старший брат, и молча уводил меня. А этих девушек я больше не видел. Вместо них периодически появлялись другие. Я быстро к этому привык и потом, заслышав веселое хихиканье на крыльце, уже самостоятельно убирался в свою комнату. Мне еще рано общаться с шалавами. Что такое «шалавы» я тогда не знал, однако действительно не возникало никакого желания разговаривать с незнакомками.
Повзрослев, я узнал значение этих слов и подивился тому, как точно детский мозг интуитивно считал их неприятными. Отца к тому моменту я уже не боялся, а просто ненавидел. И, постигая значение слова «дрянь», возненавидел еще больше. Как можно так отозваться о человеке? О женщине, которая пошла с тобой к алтарю, родила тебе двоих сыновей, и долгие годы покорно сносила все твои издевательства?!
Но об этом я подумаю только через несколько лет. Пока же я сжался, а отец велел мне больше не вспоминать о матери и убираться спать. Я вышел в коридор, и тут же меня осторожно взял за плечо брат, повел в мою комнату. Там он усадил меня на кровать, сел рядом и заглянул в глаза.
– Запомни одно, Дан. Наша мама – самая лучшая на свете. И она бы никогда не оставила нас с тобой, если бы это было возможно.
Я обнял Валентина и разревелся. Мне вдруг стало настолько тоскливо, грустно, такая обреченность поселилась где-то внутри. Были еще какие-то чувства, которые я по малолетству не мог идентифицировать. Но однозначно понял, что мне очень плохо морально после слов отца. А вот брат смог сделать немного легче. Ровно настолько, чтобы я смог выплакать эту первую боль.