– Да, ты права. Но видишь, Дания считала Даниила центром своей Вселенной, однако он не стал эгоцентричным мудаком.
– В ее Вселенной были и другие люди. А он был хорошим парнем. И теперь я знаю, откуда ты такой хороший на мою голову взялся. – лиса с улыбкой процитировала свой любимый вопрос. – Это у вас наследственное: быть хорошими людьми.
– Хочется верить. Но даже если это не наследственное, в мире столько всего хорошего, что переходить на сторону зла категорически не хочется.
– Даже за печеньки?
– Я уверен, ты можешь предложить и что-то поинтереснее. Хотя ты не зло.
– Посмотрим. Хоть я и не зло, но роль змеи-искусительницы мне нравится, и я ее исполнить вполне способна.
С этим я охотно согласился.
Проявленное мной любопытство не просто щелкнуло меня же по носу, а разбило его, фигурально выражаясь. Достав из памяти брата столь страшные картины, я оказался совершенно раздавлен знанием, которое на меня свалилось. И на несколько дней замкнулся в себе, потрясенный этой информацией.
Гаррик ничего не заметил. У него к нам был совершенно утилитарный подход. Накормлены и напоены, одеты и обуты, здоровы и обучены, обеспечены делом и досугом. Все – не о чем волноваться. А что творится в душах у его сыновей, папашу совершенно не волновало. Подозреваю, мы для него были такими же предметами, как и мама. Материально он обеспечивал нас всем необходимым, но об остальном не заботился совершенно. А за материальное собирался строго спросить, когда придет время. Гаррик заставил бы нас отчитаться за каждый грош, хоть мы и не просили у него ничего.
А вот Валентин сразу же понял: что-то не так с младшеньким. И старался расшевелить меня, узнать, в чем дело. Я же продолжал сохранять молчание по трем причинам. Во-первых, мне было бы сложно найти слова, чтобы выразить свои чувства после того, как я узнал правду. Во-вторых, не хотелось признаваться брату, что я ослушался его совета. Нет, не наказания я боялся, да и Вэл никогда не наказывал меня. Он вообще считал, что наказания не эффективны и только усугубляют ситуацию. Но брат мне доверял и я боялся, что мое признание разрушит это доверие. А кроме него у меня ведь никого и не было.
Третья причина заключалась в том, что у меня появился еще один вопрос. Мне было важно и страшно узнать на него ответ. Но воспоминания брата не позволили удовлетворить любопытство самостоятельно, поскольку некоторые из них я все-таки не мог открыть – не было тогда нужного опыта.