Трога о царствовании Филиппа Македонского; Флавий Вегеций Ренат, позднеримский военный писатель, автор трактата «De re militari» (конец IV – начало V вв.), который в течение на нескольких столетий стал «оракулом» для военных Западной Европы[143]; Онасандр – греческий писатель I в. н.э, автор трактата «Strategikos» (наставление военачальнику); Полибий – греческий историк II века до н.э., автор «Всеобщей истории» – источника по истории Пунических и некоторых других войн; Полиэн – греческий писатель II века н.э., автор трактата «Стратегемы» («Военные хитрости»); Плутарх – греческий писатель и философ сер. I – начала II вв. н.э., автор «Сравнительных жизнеописаний»; Гай Саллюстий Крисп – историк I века до н.э., автор работ «О заговоре Катилины» и «Югуртинская война»; Луций Анней Флор, римский историк II в. н. э..
В «Афоризмах» также несколько раз процитирован Лев Мудрый, автор «Тактики»; это единственный названный напрямую византийский автор. По наблюдению Йэнса, именно византийского императора, наряду с Макиавелли, Раймондо наиболее плодотворно использовал среди всех трудов своих предшественников[144].
Из невоенных авторов отметим Аристотеля (384–322 гг. до н. э.), древнегреческого философа и учёного-энциклопедиста, основателя перипатетической школы. Из сочинений Аристотеля Монтекукколи читал как минимум «Метафизику», «Риторику», «Политику», «Никомахову этику», «Физиогномику». Оценка воздействия идей греческого философа на Раймондо противоречива: от признания фундамента его идей «аристотелевским» (Грасси) до утверждения, что методологически на нашего героя гораздо больше повлияли Галилей и Кампанелла (Лураги)[145]. Несомненно, на подход Монтекукколи оказал ощутимое влияние аристотелевский силлогизм. Согласно Мартелли, Раймондо был воспитан в христианском аристотелианстве, и именно к этому философу он обращался на позднем этапе творчества для решения любых категориальных проблем. Аристотелевская мысль вместе с научным эмпиризмом обусловила его концепцию военного искусства и политики[146]. По наблюдению Пьеро дель Негро, последовательность чувства–память–опыт–всеобщий разум прямо отсылала к аристотелевской эпистемологии[147]. Наконец, Монтекукколи несколько раз цитировал Библию и Иоанна Златоуста (ок. 347–407).
***
Обращение к античному наследию являлось само собой разумеющимся для европейских военных теоретиков раннего Нового времени. Мало того, греческому и римскому войску могли посвящаться целые трактаты, или, по крайней мере, специальные разделы в трактатах (Липсий, Патрици, Прэссак). Чрезмерное внимание таких теоретиков к античности впоследствии сурово осудил Гибер: «беспрестанно цитировали античных авторов, не замечая, что их от нас отделяют 2000 лет…»[148]. Раймондо стал как раз одним из тех, кто заметил данное обстоятельство, и такого преклонения перед военным делом античности, как, например, у Липсия или Макиавелли, у него не наблюдалось: «как презирать благоразумие древних во всех отношениях – акт профанной горделивости, так и привязывать себя навечно к их институтам – абсурдный вид благоговения»[149]. Как отмечалось выше, в предисловии к «Военным таблицам» он фактически признал, что для формулирования правил военного искусства достаточно опыта современных ему войн, а в «Цибальдоне» не включил ни одного античного автора. Согласно наблюдению историков, Монтекукколи по факту мало пользовался трудами античных теоретиков[150], а цитаты из них выступали лишь предлогом для его размышлений[151]. В связи с этим важно отметить, что некоторую практическую информацию, например, о древнем вооружении, он черпал не напрямую у греческих или римских классиков, а у современных ему авторов (Липсий, Прэссак, Патрици, Роан), в чем он, собственно, сам признавался[152].