– Пошли, – сказала она.
И мы шагнули с края платформы во тьму, навстречу невидимым струнам, вибрирующим в холодной ночи станции «Нигде».
Часть 2.10: Семена Паранойи
Мы шли по неровной, каменистой земле, отойдя от мертвой платформы станции «Нигде». Кори шла впереди, держа перед собой руку с черным камнем, а другой рукой прижимая к глазу осколок-калейдоскоп, который ловил слабый свет далеких фонарей и луны, проглянувшей сквозь тучи, превращая его в путеводные нити. Я шел за ней, светя под ноги ее фонариком, стараясь не отставать и не споткнуться в темноте. Тишина была почти абсолютной, нарушаемая лишь хрустом камней под ногами и нашим собственным прерывистым дыханием. Позади остался поезд-призрак и станция из кошмара. Впереди была неизвестность, путь, начертанный невидимыми силовыми линиями, исходящими от артефакта Октава и видимыми лишь сквозь артефакт Наблюдателя. Ситуация была абсурдной и пугающей до дрожи. Мы полностью зависели от двух странных предметов и от способности Кори интерпретировать то, что она видит сквозь искажающий осколок. А можно ли ей доверять? Не в смысле предательства, нет. А в смысле ее восприятия? Что, если осколок показывает ей не реальные силовые линии, а галлюцинации, порожденные ее собственным страхом или влиянием черного камня? Что, если мы идем не к выходу, а в еще более страшную ловушку? Эти мысли, как ядовитые семена, начали прорастать в моем сознании. Паранойя. Она всегда ходит рядом со страхом и неопределенностью. И сейчас, в этой абсолютной темноте, следуя за невидимыми нитями, она расцветала пышным цветом. Я начал сомневаться во всем. В Кори. В себе. В реальности этого пути.
Мне вспомнилось мерцающее лицо Наблюдателя. Как мы с Кори видели его по-разному. Она – светловолосым, я – темным. Что это доказывало? Ненадежность его облика? Или ненадежность нашего восприятия? Может быть, мы оба видели галлюцинации, проекции собственных воспоминаний? Может, никакого Наблюдателя и не было, а был лишь коллективный психоз, вызванный стрессом и атмосферой бара? А телефонные звонки? А музыка в поезде? А манекен с запиской? Что из этого было «реальным», а что – порождением нашего воспаленного сознания, подпитываемого страхом и историями Октава? Границы стирались. Я посмотрел на спину Кори, на ее напряженную фигуру, освещенную слабым светом луны. Кто она сейчас? Та Кори, которую я знал? Или та, что вернулась «с края карты», изменившаяся, несущая в себе отголоски чужих кошмаров? Можно ли доверять ее решимости, ее видениям? А себе? Можно ли доверять себе? Мой собственный сон про коллайдер – был ли он просто сном? Или вторжением? Мое видение Октава в отражении – было ли оно предупреждением? Или симптомом начинающегося безумия? Паранойя росла, обвивая мысли, как ядовитый плющ.