Он остановился так резко, что я едва не врезался в его спину.
– Ты вообще молчать умеешь? – прошипел он, глядя на меня так, будто я предложил заменить иконы на рекламные баннеры.
– Молчать – не моя специализация, – усмехнулся я, разглядывая роспись на потолке. – Но если хочешь, могу рассказать, как монетизировать эти фрески. В стиле “пожертвуйте на реставрацию – и ваше имя будет гореть в вечности рядом с апостолами”.
Святослав сжал кулаки. Ещё секунда – и он либо разобьёт мне нос, либо начнёт молиться за моё искупление, – мелькнуло в голове. Но вместо этого он просто толкнул меня к иконе:
– Зажги свечу. И помолчи. Хотя бы минуту.
***
Святослав выволок меня из храма, как котёнка за шкирку. Причина? Пустяк. Я уронил свечу на деревянный пол.
– Ну и пусть горит, – бросил я, наблюдая, как огонёк жадно лизнул половицу. – Один хрен здесь только деньги вымогают.
Его реакция была предсказуема. Сначала – железная хватка за плечо, потом – рывок, от которого шея едва не хрустнула.
– Уходи, Серафим, – прошипел он на улице, сжимая кулаки так, что костяшки побелели. “Интересно, – подумал я, – если бы не мой статус работодателя, он бы сейчас молился за мою душу или просто свернул шею?”
– Запомни, Святослав, – медленно произнёс я, поправляя помятый воротник, – я знаю о тебе всё. Детский дом №13, куда ты перечисляешь жалкие гроши. Бабушку с дедушкой, которые до сих пор хранят твою крещёную рубашку. Даже то, как ты покупаешь венчальные свечи, чтобы… – я сделал паузу, – искупить что-то.
Его лицо исказилось. Не страх – ярость. Но я продолжил, смакуя каждое слово:
– Мне достаточно одного звонка, чтобы твой детдом стал автосервисом. Или торговым центром. Или чем угодно, что приносит реальные деньги.
Святослав молчал. Только шрам на его скуле задёргался – словно напоминание о том, что даже самые религиозные люди могут сломаться.
Лицо Святослава багровело, как плохая икона под дождём. Вены на лбу вздулись, словно верёвки, которыми он, вероятно, мечтал меня задушить. Руки тряслись – не от страха, от ярости. Не ожидал? А надо было.
– Сволочь! – прохрипел он, и в его голосе звучало больше боли, чем угрозы. – Ты за это ответишь! Не передо мной! Перед Господом Богом, тварь!
– О, как символично, – усмехнулся я, поправляя манжеты рубашки. – Угрожать мне адом? Милейший, я и так живу в нём. Только мой ад называется “офис” и пахнет кофе за пятьсот долларов.