«Бармалеи» – боевики генерала Дудаева, как называли их русские, были более мобильны, маневрены. Они знали родной город, как свои пять пальцев и заранее готовились к встрече, регулярных войск, оборудовав для себя скрытые защищенные позиции. Под наркотой и не испытывая никакого страха, с фанатичной верой в правое дело, они старались «крошить» федералов.
Молодые и неопытные пехотинцы, которые не знали ни города, ни расположение огневых точек, в какой-то момент оказалась под перекрестным огнем дудаевцев, превратившись на улицах Грозного в «слепых котят».
Тогда ни кто еще не знал, что за сутки до ввода федеральных войск, в город по тайным «партизанским тропам» проникла группа офицерского спецназа ФСБ. Группа «Альфа» загодя должна была произвести разведку и подготовить молниеносный штурм дудаевского логова, но все пошло не по планам штаба. Разместившись в седьмой школе между улицами Первомайская и Маяковского, по которым входила из Майкопа бригада, им выпал жребий до подхода основных сил, стать тем щитом, который прикрыл срочников, не давая ваххабитам устроить настоящую «кровавую баню».
На улице под окном, грохнул очередной РПГ. Стальной люк от прорвавшегося БМП, был сорван силой взрыва боекомплекта. Разворотив оконную раму, кусок брони, влетел в актовый зал школы.
Находясь под прикрытием стены «Химик» выглянул «одним глазом» на улицу, и увидел, как под школой запылала очередная боевая машина. Мертвые тела бойцов, охваченные огнем, горели рядом с «броней».
– «Ташкент», там духи «коробочку» подожгли…. Двухсотых шесть, –крикнул Русаков.
– Засек…. Механик горит…. Двухсотый, –ответил Демидов, сглотнув накативший в глотке ком. – Вот же суки!
В тот момент, пламя подхваченное сквозняком, который влетал в открытое боевое отделение, разбрасывая искры горящего металла, с ревом вырывался из люка машины. Это было похоже на огромную паяльную лампу. Механику не повезло. Он, стараясь выскочить из адского пекла – застрял в «чреве» и мгновенно расстался с жизнью. За какие–то секунды, тело превратилось в черную угольную головешку, и теперь он торчал из люка, наводя на мысли о скоротечности жизни. Картина первых часов боя вырисовывалась жуткая, отражающая всю трагичность событий, и полное бессилие военного руководства.
– «Ташкент», – проорал «Химик». –«Ташкент» – твою мать! Прикрой меня – иду на первый!