Наши родители крепко дружили, а дома стояли окна в окна. Связанные "общим горшком", лесными походами и ночлегами в одной палатке, мы выросли с Серёжкой, как родные. Даже попав в первый класс, мы, не сговариваясь, заняли одну парту, так и просидев почти десять лет бок о бок.
С детства мы с Серёжей делились потаёнными секретами, и последней тайной, выплаканной ему, и была история моей любви к тренеру. А началась она с жуткого случая. Волейбольные тренировки проходили в спортзале мясокомбината. И в те годы, когда многие выносили с рабочих мест всё, чем можно поживиться, работники комбината воровали мясо, временно пряча разделанные туши в раздевалках спортзала. Влетев в душевую после тренировки, я задохнулась от стойкого запаха крови. Тусклый кафельный пол будто сочился алым месивом говяжьих рёбер.
Я с истошным криком выскочила из душевой и тут же попала в крепкие объятия Владимира Николаевича, пытавшегося меня успокоить. Его колючая щека обожгла мне лицо, а терпкий мужской запах словно проник в моё дрожащее тело. Мгновенно тренер стал для меня спасителем и самым нежным и желанным мужчиной. Так началась моя девичья страсть, продолжавшаяся уже два года. Она изнуряла меня тренировками, ревностным стремлением доказать, что я лучшая в команде, упоительным счастьем от близости с Владимиром Николаевичем в пределах спортзала и полуобморочной эйфорией от его редких прикосновений, когда, сжимая рукой моё плечо, он показывал правильные движения подачи мяча.
Через несколько дней после наших с Маринкой посиделок мы с Серёжей возвращались из школы.
– Пойдём ко мне. Мама пельменей налепила. Ты ведь любишь… – я потянула его за рукав куртки. – Родители в Читу уехали: у тётки юбилей.
– А ты?
– А у меня эти два дня тренировки, соревнования на носу. Вот только сегодня нет.
Серёжа кивнул. Мы прошли две заснеженные улицы с выцветшими кирпичными домами. На морозе скрипели задубевшие шины автобусов, на ветру гудели провода, по ледяному тротуару цокали каблуки. Разговоры прохожих, запах курева и аромат свежих булочек, на ходу уплетаемых идущими домой школьниками, – всё тонуло в холодной унылости зимы.
У мусорных баков возле обледеневшей кучи помоев стояла милицейская машина. Несколько бомжей, пьяно качаясь, указывали почерневшими пальцами в сторону их собутыльника, распластавшегося на студёной земле.