но на солнце время медлит бег.
Задремал он и во сне ослеп,
и не видит, что накрошен хлеб,
что на лицах сфинксов ржавый пот,
что ведёт пастух-экскурсовод
на автобус инопланетян,
что мобильник мой молчит, хотя
всю весну на женском языке
говорил, припав к моей щеке,
но впустую – так и не знаком
я с секретным этим языком,
только всё яснее сознаю:
голубь улетел, прошёл июль.
16
МАЛЕНЬКАЯ ТРАГЕДИЯ
Заливаются звонки,
размыкаются замки,
входят каменные гости,
ставят каменные трости
и галоши в уголки.
Стынет в чайниках вода,
холодна в печах еда –
опрокинули диваны
дон-гуаны, донны анны,
разбежались кто куда.
С потолка за всем следит,
как за жертвою бандит,
навострив перо и ушки,
александр сергеич пушкин,
бакенбарды теребит.
У него в душе лицей,
и играет на лице
вдохновенье обезьянье,
чтобы пьеса без изъяна
с назиданием в конце.
17
ELEGIA ROMANA
Птицы обгоняли самолёты
вопреки законам стратосферы,
и вращалась, как волчок, луна.
Тенью на холме седьмом, нечётном
волк сидел, задумчивый и серый,
пел в ночи, и песнь была грустна.
По руинам мировых гармоний
волчье эхо продолжало литься,
приближая час рассветных пчёл.
Поверялись алгеброй гормоны,
исходили похотью волчицы,
холм седьмой круглил своё плечо.
За изнанкой семиглавой тверди
два младенца мужескaго пола
спотыкаясь шли на волчий вой.
Для иных пугающий до смерти,
он манил их, заспанных и голых,
разобраться с собственной судьбой.
Ночью зов веков особо истов –
думали продрогшие младенцы,
оказавшись под седьмым холмом.
Там, где днём не скрыться от туристов,
им во сне пригрезилось согреться
от волчиц волшебным молоком.
Волк замолк, но радовались дети –
ночью спящий мир так дивно молод,
будто время вспять обращено.
Дать им, что ли, в ходе странствий этих
на холмах построить вечный город –
тот, что там стоит давным-давно.
18
ДОЖДЬ
В подвальном окошке
три мокрые кошки
с египетской скукой в глазах
глядят на туристов –
здоровых, плечистых,
с едой и спиртным в рюкзаках.
Пять рослых туристов
внушают таксисту,
что влезут в машину, но он,
площадно ругаясь,
вострит свою ярость
и их не пускает в салон.
Есть счётчик в машине,
а также решимость
вовнутрь никого не пущать,
и прочь с дребезжаньем
таксист уезжает,
на глупость людскую ропща.
Погода всё хуже,
и в масляных лужах
бесцельно снуют пузыри.
Под тяжестью горбясь,
бредут на автобус
туристы в ветровках сырых.
В подвале три кошки,