– Заспивай, Леню, про то, як козак обидел дивчину…
Играет он на гармошке, тихонько, нежно подпевает, а она плачет.
Как-то Надежда говорит своему стражу:
– Хочу я посмотреть на разлучницу. Достань мне коня и напои Шоху.
Леня на это пошел бы, но Савон Илларионович не разрешил: «Чухлай с тебя потом три шкуры спустит, рисковать не имеем права. А помочь ей все-таки надо. Найди причину, отправляйся к Чухлаю. Остальное Надежда сама сделает, а коня я ей приготовлю».
Пошутила красавица Надежда с Шохой, улыбнулась раз-другой, чарку поднесла, он и забыл обо всех самых грозных наказах Чухлая. Раскис, стал выкрикивать, что он-де один по-настоящему любит Надежду и если она захочет, то они сей момент убегут на край света. Зелье, подсыпанное в самогонку, подействовало. Надежда в седло и – к сопернице. Явилась за полночь, высадила раму, влезла в окно. Соперница пальнула в нее из ружья, впрочем, не попала. Это подлило масла в огонь. Надежда отделала очередную любовницу своего возлюбленного нагайкой так, что та на всю жизнь осталась заикой. Стража, напившегося дурмана, Чухлай вознамерился собственноручно приколотить длинными гвоздями к сосне на опушке (пусть вороны выклевывают очи!), но ретивый Шоха вовремя сбежал.
Леня Соловей остался вне подозрения. По крайней мере, так казалось и ему, и Савону Илларионовичу. Но какое-то недовольство песенником, который без вызова приехал в штаб, у Чухлая осталось.
«Рейд» Надежды к сопернице произвел на Чухлая большое впечатление. Филипп Андреевич сделал попытку примириться с невестой. Две ночи и два дня продолжалось их счастье, а потом опять вся любовь полетела в тартарары. С присущей ей прямотой Надежда предъявила ультиматум:
– Семьей обзаводишься. Не гоже семейному-то якшаться с разными харцизяками.
Она сделала отчаянную попытку оставить Чухлая только для себя, двое суток не выпускала его из хаты. Одолев Надежду в «рукопашной схватке», вырвался он на крыльцо – физиономия в крови, губа разбита. Кричит: «Зарублю такую-сякую!» А Надежда – за ним следом. В ночной длинной рубашке, черные волосы чуть не до пят. В руке – наган. Яростно злая, кричит истошно, как это делают поселковые бабы, кем-то кровно обиженные: «Я тебе не такая-сякая! Я – мать твоего ребенка! Тронешь еще пальцем – застрелю, как пархатого кобеля!» И для большей убедительности пальнула в небо.