– Ваш прошлый работодатель очень хорошо о вас отзывался, и поэтому мы сочли возможным рассмотреть вашу кандидатуру… порекомендовать вас… учитывая ваши компетенции…
Менеджер ещё некоторое время путается в падежах и склонениях, как ребёнок в складках отцовского костюма, который он решил примерить тайком от родителя.
Лика почти его не слушает, ждёт, когда он перейдёт к сути, но долгая прелюдия в данном случае лишь часть ритуала, как пляска голожопых папуасов над освежёванным телом миссионера, по случайности забредшего на территорию племени. Лика поправляет очки. Посмотреть на часы прямо сейчас будет не очень вежливо, а в кабинете настенных часов нет. Не то чтобы она куда-то торопилась; кроме собеседования, других дел у неё сегодня нет, просто это старая педагогическая привычка – смотреть на часы, контролируя, сколько минут осталось до конца занятий.
Менеджер, наконец, переходит к сути. Он откладывает стопку бумаг, и Лика быстрым взглядом успевает отметить время на крупных часах на его запястье. С начала интервью прошло двадцать минут.
– Да-да, – говорит она, – если бы мне не было интересно ваше предложение, я бы сюда не пришла.
Кажется, её ответ звучит чуть грубовата, и она смягчает эту грубость открытой улыбкой.
– Из множества кандидатов они отметили именно вас. Впрочем, кажется, они были знакомы с вашим прошлым работодателем.
– У них мальчик или девочка? – спрашивает Лика.
– Девочка. Пять лет.
Еве тоже было пять лет, когда они познакомились. Теперь ей семь, и она ходит в школу где-то в Канаде, кажется в Бернаби. Еве с родителями пришлось очень быстро уехать из Беларуси, потому что бизнес её отца заинтересовал каких-то высокопоставленных чиновников, чуть ли не из администрации президента. Если такие люди чем-либо интересуются, у владельцев начинаются серьёзные проблемы, и очень скоро они перестают владеть и обладать. К счастью, отец Евы почуял этот интерес, и они успели вовремя уехать, сохранив большую часть денег.
Теперь Лика искала работу. Ничего путного не попадалось, а идти работать в государственное учреждение она не хотела. Того раннего опыта, который она получила после университета, ей хватило на всю оставшуюся жизнь. Несмотря на то, что молодость всё прощает, иногда Лика вспоминала свою первую работу не с ужасом, а с лёгкой гадливостью, и дело было вовсе не в копеечной оплате, а в самой организации всего дела. К счастью, два года обязательной отработки прошли быстрее, чем она ожидала, и Лика пообещала себе никогда не иметь дела с государственной медициной. Затем было несколько лет работы психологом-дефектологом в частных медцентрах, годы работы над собой и повышения собственной квалификации, для чего пришлось выучить два иностранных языка. Теперь Лика склонялась к отъезду из страны и даже рассматривала вакансии в Польше, Чехии и Германии. Но что-то мешало ей сделать последний шаг, сказать самой себе, что здесь больше нечего ждать, что страна в нынешней ситуации под многолетним руководством невежественного плебея обречена на медленное угасание, как медленно угасает ослабленный человеческий организм, не способный сопротивляться инфекции.