– Ага. А моя бросила меня с папенькой, – тихо засмеялся Люк. – Смотала куда-то в Аризону или Арканзас, кто ее знает. А сын ей там не нужен. Особенно такой, как я.
– Не говори так, – резко оборвал его Томми. – Была бы возможность – непременно бы тебя забрала.
– Ага… Конечно. И жили бы мы с ней долго и счастливо.
Томми хотел что-то сказать – что-то правильное, сильное – но язык налился свинцом. Слова казались бесполезными перед лицом этой обнаженной правды. Каждая фраза утешения звучала бы фальшиво, как фальшивая нота в похоронном марше. Вместо этого он поднял глаза, в которых читалась решимость сменить тему, не из малодушия, а из уважения.
– А Джейн… – он запнулся, собираясь с духом, словно готовился прыгнуть в холодную воду. – Она же тебе нравилась?
Люк, не сразу, посмотрел на него, медленно переводя взгляд, будто возвращаясь из далекого путешествия по своей памяти. В его глазах промелькнула тень – не удивление, не злость – что-то печальнее. Признание без слов, тихая исповедь без единого звука.
Он вздохнул, и в этом вздохе слышалась вся тяжесть несбывшегося.
– Джейн нравилась всем, ТиДжей. Потому что с ней казалось, что можно выбраться. Отсюда. Из всего этого. Мне кажется, с ней ни один мужчина не стал бы вот так.
Он махнул рукой, обводя жестом гараж, улицы, их жизни – целую вселенную безнадежности, затянувшую их, как болото.
– Она смотрела на всех так… – продолжил он, голос его смягчился, став почти нежным, – …как будто они стоил больше, чем сами о себе думали.
Томми опустил голову. Он понимал. В этом жесте было больше солидарности, чем в любых словах утешения. Они все тянулись к Джейн, как к огоньку в темной комнате. Каждый по-своему. Каждый за свое. Она была для них не просто девушкой, а символом возможности, что где-то существует другая жизнь – чище, светлее, добрее.
– Ты думаешь, она правда ушла сама? – спросил Томми, его слова повисли в воздухе, как туман над рекой. – Меня не покидает чувство, что Эббс перечитала детективов, а мы все усложняем…
Люк медленно покачал головой, взвешивая каждое движение.
– Не знаю. Я знаю только одно: если ушла – значит, были причины. Не нам судить.
Он встал, пошел к верстаку, движения его были точными, экономными. Достал ржавую банку с гайками, стал бездумно перебирать их, как счетные бусины, металл тихо звенел под его пальцами, отсчитывая секунды их общего одиночества.