* * *
Вечер. Домашние – на смене. Шебуршат ветки за ставнями. После очередного кормления Марина уложила ребёнка и, приглушив лампу, легла сама. Провалилась в сон в ту же минуту…
И видится ей, будто страшный зверь шумно кряхтит и шарит у неё за пазухой, сильными лапами пытается раздвинуть её коленки. Горячее чудище сдавливает… – нечем дышать… Она задыхается!
Сон моментально слетел! Марина вскрикнула, резко оттолкнула пришельца. Вскочила, бестолково моргая. Боже, что это?! Кто?! – Перед ней с расстёгнутой ширинкой грозной махиной восстоял босой и голый до портков Сидор. По бычьей шее густо стекал пот.
– Ну што… не поймёшь… што?.. – бессвязно просипел он, придерживая кальсоны. – Расплатиться бы надо, – деда била лихорадка. – А то я смотрю: ты го-ордая такая!.. на старика и смотреть… не хочешь…
– За… ч-что… расплачиваться?.. – Белая как стена Мариша торопливо перебирала пуговички кофты, не попадая в петли.
– А, поди, сама не знаешь?.. – Дядька ухмыльнулся и неожиданно крепко обхватил Марину, алчно ловя её губы. – Чай… нне дар-ром… у мменя… околачиваешься… с огрызком-то своим… – Он резко швырнул женщину на койку и жарким холодцом навалился на неё. Женщина охнула. Койка надсадно заскрипела. Огромной пятернёй мужик стиснул хрупкие ладони, другой стал отчаянно раздирать плотную юбку.
– Вы что? – глухо завопила под стариком Марина, – в-вы что-о!
Она билась под липкой тушей, выплёвывая горькие пучки волос, которые дремуче клубились из деда и лезли в рот, застилали глаза. Младенец, проснувшись, взвизгнул, залился плачем. Постанывая, дед неистово кусал гнилыми обломками молодое тело, слюнявил налитые груди, ухватывал молочные соски толстыми губами: «Ох-х… пог-годи-и… Н-не верти-ись…»
Задыхаясь, Марина впилась зубами в старикову поросль. Тот взъярился:
– Так-то… ты… ммм… благодаришь-шь… та-ак?..
– Отпу-ус-сти-и! Жжи-ивотное…
– Н-не хочешь-шь сам-ма… твою мать… – злобно шипел Сидор, – погод-ди… я… с тоб-бой… щ-щас…
Собрав последнюю силу, Марина изловчилась и отчаянно лягнула насильника в пах. Тот взвился, осел на пол, замотал всклокоченной головой: «а-а… с-сука, да я ж тебя щас… ммм… в порошок…» Искусанная и растрёпанная Марина схватила орущего ребёнка. Откинула щеколду и, не помня себя, натыкаясь в темноте на тазы и вёдра, с грохотом выскочила на крыльцо.