В этом году я ещё не платил налоги, мама,
Но штанов всё равно больше нет.
Наверное, их забрали за долги по ипотеке, мама,
Пора заряжать пистолет.
Я пошарил рукой под подушкой, мама,
– О, где же ты, где ты, мой кольт?
Я искал в кобуре и в трусах, мама,
Но где же ты, где ты, мой кольт?!
Кажется, этот день вообще не складывается, мама,
Спою-ка я блюз в фа-бемоль.
Я обнял изгиб гитары жёлтой, мама,
И понял, что фа-бемоль – это ми.
Я взял нифигический септа-нон-кварта-аккорд, мама,
Но всё равно фа-бемоль – это ми.
Это вообще не лезет ни в какое мелизматическое глиссандо, мама,
Гитарист – соляк, чёрт возьми!
А пока мы играли соляк, мама,
Кто-то спёр наше банджо.
Кто-то обложил пошлинами сольные партии, мама,
И забрал в счёт оплаты банджо.
Даже не представляю, кто бы это мог быть, мама,
Может, неуловимый индеец Джо?
Походу, я конкретно вляпался в дерьмо, мама,
Пролюбив при этом шузы.
И вот стою я на асфальте, в лыжи обутый, мама,
И думаю – где же шузы.
Или этот день приведёт меня к виновнику всех моих бед, мама,
Или доведёт до шизы.
А потом я вдруг понял, что всё это блюз, мама,
И что аффтар блюза – мудак.
Я внезапно осознал себя лирическим героем блюза, мама,
И понял, что автор – мудак.
Но вся беда в том, что аффтар этого блюза – я, мама,
Вот так.
И когда я вскочил на коня, мама,
Я понял, что конь, сука, сдох.
Я коня оседлал, я не зоонекрофил, мама,
Просто конь давно, сука, сдох.
Но настоящему ковбою на всё – пятьдесят оттенков, мама,
И на то, что конь сдох – тоже пох.
И тогда я вскочил на гитару, мама,
И на Марс полетел без шузов.
Я оседлал изгиб жёлтого стратокастера, мама,
И в закат – без банджо и шузов.
Настоящему ковбою даже на Марсе ништяк, мама,
Без кольта, жены и штанов!
2017