– Я вам еще книгу приготовила в дорогу. Вы ее так и не дочитали, – произнесла Мария и протянула Мельникову сборник новелл Мори Огая. – Как прочтете, поделитесь своим мнением. Наш адрес вы запомнили.
– Даже не знаю, что и сказать. Мне они очень понравились. Но я не все понял.
– Поймете рано или поздно.
Госпожа Сато официально поклонилась, Мельников в ответ сделал то же самое. Он хотел было еще что-то сказать. Но из забегаловки рядом с вокзалом раздались звуки джаза. Играли «Sing, sing, sing».
И снова Токио. Снова толпы. Снова пыль и шум. Мельников уже успел отвыкнуть от этого. Стало еще жарче. Но кожа давно привыкла к японскому солнцу. Наступило лето.
Госпожа Судзуки обрадовалась возвращению постояльца. Ее удивил внешний вид советского гайдзина: тот сильно похудел. Она предложила Мельникову постирать одежду, сильно засаленную в пути. Переводчик не стал отказываться, благо запасной комплект он оставил в своей комнате, и было в чем пойти на работу.
Там его ждали только на следующий день. Было время помыться и хоть немного адаптироваться к токийскому воздуху. Госпожа Судзуки порекомендовала Мельникову общественную баню-сэнто на реке Сумида. Туда молодой гайдзин и направился.
Заведение было новым, прежнее здание разбомбили американцы, а нынешнюю постройку возвели всего за месяц в начале 1946 года. Семья, владеющая баней, занималась этим бизнесом в Эдо еще с дотокугавских времен. Хозяин, крепенький старик лет восьмидесяти, очень удивился, когда к ним в заведение пожаловал иностранец, но отказывать не стал, когда тот по-японски спросил, сколько стоит помыться.
Вслед за Мельниковым хотел пройти мускулистого вида паренек, но старик закричал на него, заявив, что в их заведение нельзя людям с татуировками. Действительно, рубашка у молодого человека была нараспашку и на груди красовался дракон. Крепыш ответил хозяину фразой, которую Мельникову не преподавали в институте, а после, плюнув на землю, быстро ушел.
Мельников разулся и прошел налево – в синюю, мужскую часть бани. Старик долго извинялся перед гайдзином, препроводил его в раздевалку и указал на шкафчик. Все было понятно без слов. Помещение было просторным: примерно 15 на 15 метров. Половина шкафчиков была занята.
Пока Мельников раздевался, то заметил, что в комнате также были весы для взвешивания и ростомер. При этом шкала весов была градуирована в старых мерах: моммэ и канах. А максимальный рост в измерителе был всего 180 сантиметров. Видимо, приборы служили еще в старой бане. Также бросалась в глаза вездесущая реклама: сакэ, пиво, сигареты и гигиенические принадлежности. Только теперь на почетных местах висели американские постеры, предлагающие потребителям лучшие товары и лучшую жизнь.