– Ты же понимаешь, что всё, что ты сейчас сказал, – это лишь твоё субъективное мнение и с реальностью оно может не иметь ничего общего? – возразил Павел, стараясь сохранить спокойствие.
– Возможно, – пожал плечами Алексей. – Но что-то мне подсказывает, что самым умным тут является владелец театра. Так обдирать бедный народ такими ценами может только он. Хотя нет, почему бедный? Из бедности тут только я да ты. Лучше обрати внимание на остальных. Посмотри, как красуются дорогой одеждой, часами друг перед другом, словно павлины, распушившие свои перья. А на душе и в голове, скорее всего, пустота. Такое чувство, что только такая же пустышка, как эта силиконовая кукла, может хоть на время затмить их внутреннюю боль, заполнить пустоту внутри.
Они вдвоём окинули взглядом зрительный зал, и Алексей невольно отметил, что чем богаче выглядит человек, тем более глупой и вульгарной кажется сопровождавшая его спутница. Словно они подбирали себе аксессуары, соответствующие их статусу, а не партнёров, с которыми можно разделить жизнь.
– Да, пожалуй, в этом есть доля правды. Может, ты и прав, – признал Павел, слегка смущённый проницательностью друга.
Ещё немного посидев в полумраке, они увидели, как свет в зале постепенно погас, погружая зрителей в предвкушение. Из колонок полилась торжественная музыка, настраивая на предстоящее действо. Разошёлся бархатный занавес, и яркий свет от прожекторов ударил Павлу прямо в лицо, ослепив его на пару секунд, словно вспышка молнии.
Как только временное ослепление прошло, Павлу открылась такая картина: в центре сцены, словно сошедшая со страниц русских сказок, стояла девушка в роскошном красно-русском традиционном костюме. Она медленно, грациозно под звуки завораживающей музыки подходила к краю сцены, плавно подняв голову вверх, словно приветствуя невидимые силы. Её длинные светлые волосы были искусно заплетены в две толстые косы, обрамлявшие лицо, словно нимб. Лицо её выделялось из всех женских лиц, которые парни встречали за день. В нём были какая-то неземная красота, чистота и невинность, притягивающая взгляд и заставляющая забыться.
По телу Павла пробежали мурашки; его бросало то в жар, то в холод, словно он внезапно заболел лихорадкой. Зрачки расширились; во рту пересохло, словно он долго бежал по пустыне. Вдруг он почувствовал лёгкое, едва ощутимое постукивание в груди, будто там поселилась маленькая птичка, отчаянно пытающаяся вырваться на свободу. Это было странно, непривычно и даже немного пугающе: не больно, а скорее щекотно. Он повернулся к Алексею, пытаясь поделиться своим внезапным откровением, но слова застряли в горле. Получилось лишь что-то невнятное, неуклюжее. Он не смог выдавить из себя ни слова, внезапно потеряв дар речи.