В серых, мутных предрассветных сумерках Соломатин докурил последнюю сигарету, устало повалился на кровать и тут же заснул. Старая армейская привычка моментально выключаться, едва голова коснулась подушки…
* * *
Широко известный в узких кругах, нумизмат со стажем Борис Аркадьевич Лёвкин поначалу не поверил своим глазам. Еще полчаса назад, пробираясь сквозь забитый пробками центр Москвы, он и представить не мог, какой сюрприз его ожидает. Конечно, он рассчитывал на нечто интересное и необычное, иначе Соломатин не позвонил бы ему, но увиденное превзошло все его ожидания.
– Миша, дорогой мой, – он поднял на Соломатина огромные за толстыми линзами глаза, – вы что, музэй ограбили?!
Борис Аркадьевич любил старосоветский язык. Язык его молодости. Поэтому частенько музей у него становился «музэем», верх «верьхом», а дебил «дэбилом».
– С чего вы взяли, Борис Аркадьевич? – Соломатин довольно усмехнулся.
– Как это с чего?! – Лёвкин нервно пригладил остатки волос на своей яйцеобразной голове, – такие монеты, насколько я знаю, можно найти только в музэе. Если я не ошибаюсь, это пятнадцатый век.
Лёвкин врал. Монетка была гораздо старше и он это прекрасно знал.
– Вы ошибаетесь, Борис Аркадьевич, – усмехнулся Соломатин. – Это не пятнадцатый век и вам это известно не хуже, чем мне.
– Да? – неуверенно хмыкнул Лёвкин пристально разглядывая монетку. – Я, конечно, не эксперт…
– Да бросьте вы, – Соломатин закурил, – Давайте говорить серьезно.
– Да, конечно! – Лёвкин наигранно оживился.
– Ну, так, сколько эта монетка потянет?
– Не меньше чем… – Лёвкин на секунду задумался, – не меньше чем тысяч пять-семь. В валюте, разумеется. Но…
Потапов, тихо, как мышь сидящий в соседней комнате, испытал легкое головокружение. Пять тысяч долларов?! С ума сойти! На сколько же тогда потянет весь дедовский чемодан? А на сколько в с ё остальное? Всё, что лежит на дне Святого озера?
– Но, – продолжил Лёвкин, – учитывая, что это явный криминал…
– Это не криминал, Борис Аркадьевич.
– Я так не думаю, – опустив глаза тихо ответил Лёвкин. – Но тем не менее, тысячи три за нее выручить можно.
– Вы готовы ее купить за три тысячи? – Соломатин старался говорить как можно более непринужденно. – Не маловато для пятнадцатого века?
– В самый раз.
– Вы уверены?
– Ну, может быть, – Лёвкин опять аккуратно пригладил свою скудную растительность, – три пятьсот.