Первой это заметила жена. Женщина взбалмошная и привыкшая постоянно чего-то от Лёвкина требовать. Словно он ей был чего-то должен. Впрочем, это «сокровище» недолго отравляло ему жизнь: после того как прошла влюбленность, а супружеский долг превратился в редкую возню двух абсолютно равнодушных друг к другу тел, хороший, смачный пинок под толстый зад развёл их лучше любого ЗАГСа. Он остался один, свободный и независимый, а она пропала где-то в безвестности. Одиночество лишь отчасти облегчило положение Лёвкина. Тупая, бессмысленная работа, лишающая его времени, по-прежнему не давала вздохнуть полной грудью. А ведь он всегда, с детских лет чувствовал свою особенную суть. Не раз и не два посещало его странное чувство, некое таинственное прозрение – мир ждал от него чего-то большего, чем жалкое прозябание на постылой работе.
Спасло его, как это ни странно звучит, увлечение его детства – маленькие монетки, которые он, будучи еще совсем несмышленым пацаном, собирал в красивую, подаренную бабушкой хохломскую шкатулку. На шкатулке был изображен Иван-царевич, вскинувший руки вслед улетающей Жар-птице. Маленький Боря подолгу любил разглядывать как саму шкатулку, так и ее содержимое – монетки с непонятными словами и гербами неведомых стран. Манящий, волнующий, полный ярких красок мир скрывался в этой шкатулке.
Юность, со всеми ее соблазнами, заботами и новыми увлечениями отодвинула монетки сначала на второй план, а затем они и вовсе исчезли в круговороте повседневности. Исчезли для того, чтобы неожиданно появиться спустя много-много лет…
Нумизматический, впрочем, как и любой другой, рынок был в Москве всегда. Конечно, официально его не было, как и любого другого чуждого социализму явления, но реально он существовал десятилетиями. Власти, со свойственной им привычкой давить всякое проявление свободы, рынок зажимали и третировали, а иногда даже шли на крайние меры, подводя наиболее ярых нумизматов под уголовные статьи. Но запретный плод тем слаще, чем труднее до него добраться.
Вечерами, после работы, Лёвкин не спешил возвращаться в свою пустую квартиру, а садился на троллейбус и, проехав две остановки, оказывался на знаменитой нумизматической толкучке близ Киевского вокзала. Разглядывая монетки и прочие редкости, он чувствовал, как медленно и неотвратимо просыпается в нем его детское увлечение.