– Дежурный слушает, – скороговоркой пробормотал Чернов.
Звонили с КПП. Несмотря на час ночи, к Чернову, да, да, к нему лично, пожаловали гости.
– Кто такие? – строго спросил Чернов.
На другом конце провода некоторое время слышалась какая-то возня потом дежурный солдат запинаясь, неуверенно ответил:
– Генерал-майор Потапов и генерал-лейтенант Соломатин.
– Что?! – удивился Чернов.
– Так точно, генерал-май…
– Пропустить!
Выглянув в окно Чернов увидел, как во двор, лениво мазнув фарами по пустынному плацу въезжает армейский «уазик». Порычав какое-то время двигателем и пару раз моргнув фарами, прежде чем выключить их совсем, он замер перед входом в корпус. Две трудноразличимые в темноте фигуры вылезли из машины и не спеша поднялись на крыльцо.
* * *
– Затягивай туже! Еще туже, твою мать! – перекрывая автоматную трескотню орал Соломатин. Чернов, в каске налезшей на самый нос, изо всех сил затягивал жгут на ноге Потапова. Рваная, мокрая штанина, неправдоподобно белый, острый обломок кости, вылезший наружу, прямо из кирзы сапога – от всего этого Чернову было дурно. Сверху нависала многотонная туша бэтээра, сбоку шипел пробитый пулями пыльный разлапистый скат и со всех сторон истерично трещали автоматы. Откуда-то извне, прессуя воздух, вполз надсадный рев крупнокалиберного пулемета; на землю, в пыль, прямо перед носом Соломатина обрушился водопад новеньких, блестящих, словно елочные игрушки, гильз.
– Сорок седьмой, прием! – орал за Черновым радист. – Сорок седьмой, как слышите, прием!
Радист орал недолго: несколько пуль, противно визжа, раскрошили рацию у него на спине и, похоже, задели его самого, он повалился набок и спешно, загребая руками и ногами пыль заполз под бэтээр, испуганно бормоча:
– Ну не х… себе дела, ну дела, б.., ну дела…
– Вертушку вызвал, деловой? – крикнул ему Соломатин.
– Кажись, успел!
– Кажись, успел! – передразнил его Соломатин. – А если не успел?!
Глухой раскат танковой пушки они восприняли как праздничный салют.
– Наши! – радостно завопил радист с интересом разглядывая свои перемазанные в крови пальцы – Кровь! У меня кровь!
– Удивил, – отозвался Соломатин. – Повернись.
Радист послушно перекатился на другой бок, явив Соломатину мокрую, черную спину.
– Твою мать! Твою же в душу мать! – остервенело выругался Соломатин.