Вторая была еще дитя. Не знаю, было ли ей хотя бы лет двадцать. Маленькая, худенькая. Одежда на ней висела. Лицо серое, осунувшееся, но улыбчивое. Волосы неухоженные и непричесанные.
Третья мощная, огромная, пышная. Она одна занимала почти всю койку. Лицо у нее было нежное, ангельское, почти совсем не угрюмое. Она была единственной, кто давал хоть какую-то надежду на возможность человеческих отношений.
Войдя, я не сказала «добрый день». Мне казалось, что не стоит обманывать себя и быть вежливой с преступницами. Лучше было притвориться жестокой и безжалостной, стать похожей на тех женщин, которые ничего не говорят, только смотрят холодными, пустыми глазами, без малейшего сочувствия или какого-либо человеческого чувства.
– А поздороваться?! – возмутилась спортсменка.
– Хамка, – прокомментировала та миниатюрная неухоженная женщина.
Я почувствовала себя странно. Я не знала, что со мной не так. Незнакомое чувство. Только через некоторое время я поняла, что просто не знаю, что ответить.
– Где я могу присесть? – спросила я.
Они молча смотрели на меня. Затягивались сигаретами, прихлебывали чай и относились ко мне так, словно меня вообще не было. И все же я была.
Многое указывало на то, что в ближайшее время это состояние может кардинально измениться.
Я не могла представить, как мы проведем хотя бы один день в этой тесноте. Друг на друге, как в курятнике.
Это место напоминало больничную приемную. Тесно, душно, все нервничают и раздражены. Единственное отличие заключалось в том, что время от времени, довольно редко, кто-то из сидящих прерывает ожидание коротким визитом в кабинет. Потом они выходят и встают уже в другую очередь, где продолжают делать то, ради чего пришли в больницу, – ждать.
Между койками был проход в несколько сантиметров. Женщины садились по обе стороны, вытянув ноги вперед. С помощью такой оптимизации они занимали все пространство, и пройти было невозможно. Если кто-то хотел добраться до окна, двоим приходилось класть ноги на койки, а третьей – подниматься или отступать к двери.
Никто из них не шелохнулся и не сдвинулся с места. Я постояла немного, потом села на обшарпанный стул рядом со столиком. На нем лежали утюг с перегоревшим шнуром, фен, коробки с чаем – одна, две, три, пакет сахара, в нем засахарившаяся чайная ложка. Ни одного стакана. Вместо них зеленые пластиковые кружки. Одна зеленая пластиковая тарелка, на ней вторая зеленая пластиковая тарелка, на ней третья зеленая пластиковая тарелка…