Первый раз она сорвалась уже под утро и оправдывалась: «Это точно была последняя сигарета, понимаешь, должна же быть самая последняя», будто это я хочу, чтобы она бросила. После было еще пять «последних», два-три «исключения» и столько же «у меня стресс». Каждому срыву она находила причину, описывала мне в подробностях обстоятельства, будто перед моим судом должна была доказать свою невиновность. Десятого января она пришла признаваться в «утренней» сигарете, долго раскаивалась и злилась на мои попытки ее утешить. Мне оставалось только говорить «извини», и она вдруг отвечала: «Нет, это ты извини».
Она поднимает стул и несет его к холодильнику, залезает и шарит рукой там в темноте. Ищет мои спички. Я целиком состою из волнения за нее, но не могу сделать больше, чем сказать: