– У тебя появились недоброжелатели, Анна, – произнесла та, закрыв за собой дверь.
Анита подняла голову.
– Как ново.
– Я говорю не о тех, кто шепчется за твоей спиной, а о тех, кто уже начал действовать, – Джейн присела напротив, её карие глаза внимательно изучали Аниту.
– Например?
– Кардинал Ридли, епископ Гарднер и… леди Сеймур.
Анита сдержала вздох.
Джейн Сеймур.
Та, что в истории вытеснила Анну Болейн.
– Они следят, ждут ошибки, чтобы уличить тебя. Генрих охладел, и они это видят. Они рассчитывают, что скоро он потеряет к тебе интерес окончательно.
Анита наклонилась вперёд:
– Но пока что не потерял.
Джейн Паркер усмехнулась:
– Ты хочешь снова разжечь его интерес?
– А ты сомневаешься?
Джейн на секунду задумалась, а потом тихо рассмеялась.
– Ну что ж, тогда покажи, на что способна, Анна.
Анита чуть улыбнулась, глядя в пламя свечей.
Пусть Генрих считает, что охотник здесь он.
Но настоящая игра только начинается.
На следующий день Анита проснулась с чётким планом. Если враги ждут её падения, то пусть сперва увидят, как она поднимается.
Она знала: Генрих любил завоёвывать. Если она просто вернётся к нему покорной и смиренной, он потеряет к ней интерес окончательно. Нет, ему нужна игра.
Искусство недосказанности
Во время обеда при дворе Анита появилась позже остальных.
Она выбрала платье не слишком роскошное, но подчёркивающее её изящество – глубокий сапфировый цвет, лёгкий шёлк, расшитый серебряными нитями.
Когда она вошла, все головы повернулись к ней.
Но ей было важно только одно – его реакция.
Генрих поднял взгляд от кубка. В его глазах мелькнуло что-то похожее на любопытство.
Хорошо.
Она склонила голову, вежливо приветствуя его, но не подошла сразу. Вместо этого направилась к маленькому столику, за которым сидела принцесса Елизавета.
– Ты сегодня прекрасно выглядишь, принцесса, – сказала Анита достаточно громко, чтобы её услышали.
Елизавета гордо расправила плечи:
– Как и ты, матушка.
По залу пронеслись одобрительные перешёптывания.
Анита чувствовала взгляд Генриха. Он смотрел, наблюдал.
Но не звал.
Хорошо. Пусть он сам сделает этот шаг.
Она провела некоторое время с дочерью, обмениваясь с ней негромкими словами, словно весь двор больше её не касался.
Она была королевой, но в этот момент – матерью.
И это был вызов.
Прошло не более десяти минут, как Генрих отложил кубок и произнёс громко: