Как он говорил. М-м-м… Боже, как он говорил, да как соловей пел. Теперь точно в стране начнётся настоящая живительная перестройка и гласность, а не мертвящий застой. И народ с надеждой воспринимали всё, о чём вещал телевизор. В тот момент мы и не осознавали, что это была всего лишь морковка, щедро подвешенная перед носом на палочке: ты как ослик идёшь к ней, а она ни на шаг не приближается.
Наши родители были в напряжении, потому что их дальнейшая жизнь приобретала неопределённые очертания. Рушилось, то, что создавалось десятилетиями. А дело-то у них шло к пенсии. Что перестроит и что в итоге построит этот молодой и резвый генсек, никто предсказать не мог.
Помню, как родители на кухне обсуждали политические новости, его заграничные поездки и нескончаемые выступления Горбачёва. Отец жутко на него ругался, а бабуля поддакивала. В то время она тоже жила с нами. «Вот бог шельму метит», – поговаривал батя, намекая на родимое пятно на лысине Горбачёва, за которое его в народе прозвали «меченый». «Смотри, что делает – меняет старых бюрократов на новых» – зудели родители. Кого он там менял или на кого менял, мне, семнадцатилетней девочке, было не понятно, да и пофигу. Да и всё равно было. Главное, у меня ж теперь свобода! Главное, теперь могу говорить, что хочу и где хочу. У нас же теперь гласность! И никто не запретит. В народе даже появился стишок: «По России мчится тройка – Миша, Рая, Перестройка…». (Рая – это жена Горбачёва).
Это сейчас, обернувшись назад, понимаешь, какая же ты была бестолочь, но мне тогда казалось, что я очень даже умная, а родители просто слепые консерваторы. Мне совсем было неинтересно, что предки думали о происходящем, ведь они ничего не понимали в новой жизни, в этих грядущих переменах. Да, но на свободе надо принимать решение самим. А какое? А как? И родители тебе не могут что-либо подсказать, ведь в их жизни таких событий не было. Вот и приходилось действовать по обстоятельствам, и действовать очень быстро.
Вот такое, Аль, время было, и это только начало нашего пути. Неужели мама тебе не рассказывала, как мы с ней работали в пионерском лагере в 86-м, то есть через год после окончания школы? Прошёл всего лишь год после начала Перестройки, а первые её ростки уже давали о себе знать. Ей тогда ещё и восемнадцати не было, а мне уже исполнилось. Неужели не рассказывала?