Сейчас же старшие братья втихаря были рады, что спортивная карьера Эрика накрылась и он, наконец, вернулся домой, но его публичную писательскую карьеру продолжали немного не одобрять. Впрочем, написанные им книги они читали, сойдясь во мнении, что они, конечно, в вечности не останутся, но в рамках своего жанра – неплохие. Несмотря на пререкания, младшего брата они обожали безусловно, просто потому, что он их брат – это чувствовалось. Эрик братьев тоже любил, но выражал это по-своему: в качестве псевдонима взял себе имя одного из них, а фамилию… я могла не спрашивать, как зовут его отца. На обложке его книг стояло – Улоф Андерссон. А Эрика Нильсена он оставил в прошлой жизни.
Мы, наконец, выпроводили Сорена домой, когда на улице уже совсем стемнело. Он ушёл только после того, как я клятвенно пообещала поехать с ними на два месяца в Питер заниматься их театральными делами – ну а кто ещё, не сами же они это будут делать. Иначе бы и признаваться не стали. Тем более, что дела начнутся ещё до отъезда – им же надо где-то жить там, как-то добраться и чем-то питаться. Мне будет нужно подумать об этом заранее.
Мой чемодан всё ещё стоял у двери закрытый – я только сегодня прилетела из Дании, и парни решили не тянуть с признаниями, не дав мне даже переодеться. Хорошо хоть поесть дали, расстреливая меня за обедом пристальными взглядами и явно выжидая удачного момента.
Я, наконец, смогла надеть домашнюю одежду и забраться на диван. Эрик принёс мне бокал вина и сел рядом с таким же в руке, открыв брошенную на диване книгу.
Машинально переключая каналы в поисках, чего бы посмотреть, я никак не могла отделаться от очень неприятного осадка, оставленного разговором с Сореном и Эриком. Мне позарез требовалось как-то переварить то, что они на меня вывалили.
Вообще-то, после того, как схлынули первые эмоции, и последовавшего за этим глотка холодного рислинга ситуация начинала выглядеть странной. То, что выкинул Сорен, было на него совсем не похоже.
Во-первых, он проявил неожиданную инициативу и развил бурную деятельность, пусть и частично руками Эрика. Для него это уже было многовато. Во-вторых, Сорен – киношный сценарист, раньше он никогда даже не пытался лезть в другие области искусства, считая себя недостаточно квалифицированным, и такую резкую смену направления можно было ожидать от Эрика, но не от него. Господа соавторы мне чего-то недоговаривали. А это, в-третьих, тоже не в духе Сорена, который совершенно не умел врать.