Трудно? Не то слово! Но это лучше, чем жизнь без музыки. В сто раз!
Словно ища утешения в воспоминаниях, отвернулась от окна. Сама не заметила, как оказалась у старого комода – единственного предмета мебели, полученного по наследству.
Щелкнула крышка шкатулки. Анна сняла с запястья самодельный браслет из мулине с красно-желтым цветком (не то розой, не то хризантемой). Следом отправились бабушкины серьги с настоящими аметистами.
Воробей Ворбеич перестал клевать батон, замер, разглядывая украшение.
Девушка едва заметно улыбнулась – и перед мысленным взором предстало веселое лицо бабушки. Всё бы отдала за её заливистый смех… Сколько огня в одном маленьком сердце! Зоя Ильинична олицетворяла жизнь. Но три года назад ушла. Закрыла глаза – и свет померк.
Иглой вонзилась мысль: а ведь сегодня никто о ней и не помнит. Только запасная оркестровая скрипачка да воробей. Маленький и голодный.
В ответ на грустные думы в животе заурчало.
Прежде чем захлопнуть шкатулку, Анна бросила на серьги последний взгляд. Аметисты всегда нравились Светке, которая тысячу раз советовала отнести их на барахолку. Заживешь, говорила! Приоденешься и станешь нормально питаться. Месяц-другой. А при бережном расходовании средств – все полгода.
Но бабушка учила, деньги – дело наживное. На том свете карманы не набьешь. Анна машинально коснулась брюк, где раньше грелись бабушкины руки. Ныне в них гуляют сквозняки. Точь-в-точь как на душе, что, казалось, промерзла насквозь. И дело не в распахнутых ставнях.
Покрытые веснушками кулачки стиснулись, ногти пронзили ладони. Катилась бы эта Светка со своими советами куда подальше!..
Ей легко рассуждать. Она – первая скрипка. La prima violenza. Такой, как Светка, расфуфыренной, с боевым макияжем а-ля Гойко Митич, обеспечено участие в премьере «Кикиморы»—симфонической поэме Лядова. Поедет с оркестром в Болгарию.
Анна рухнула на диван. Воробья как ветром сдуло. Пусть летит, трус. Захочет жрать – вернётся.
Как вышло, что единственная подруга тоже работает в «Колосе»! На репетициях сидит у самого края сцены, рядом с Максимом. Играет, близоруко согнувшись над пюпитром, и ее взгляд не встречается с моим.
И ладно. Иначе в нем бы отчетливо читалось одно единственное слово.
Лабух!
Лабух!
Лабух!
Глаза заискрились холодным светом звезд, по щеке скатилась комета-слеза. Анна встала, прошла к умывальнику. Надо привести себя в порядок.