(Вашингтонский, Колумбийский, Лондонский университеты, Оксфорд, Кембридж, Французская школа восточных языков, университеты Тегерана, Лахора, Ташкента, Дели и Пекина
[9]). Естественно, что подобного рода аналогии и сопоставления вряд ли бы приходили на ум, а учебные курсы вряд ли бы читались в этих университетах и научных учреждениях, если бы данная тема была не актуальной для современной действительности, «Большая Игра» была бы действительно делом прошлого и до сих пор бы не продолжалась пусть даже и в закамуфлированной форме (неслучайно ряд исследователей говорят о «Новой Большой Игре»
[10] в реалиях XXI века).
И тут, как бы представители современного российского «западничества» в его радикально-либеральной и промарксистской левацкой составляющей ни рассуждали на эту тему, становится понятным, что «Большая Игра» не может просто игнорироваться, быть ограничена узкими пространственными и временными рамками и сводиться исключительно к трактовке её как эпизода российско-британского противостояния в конкретном регионе без анализа всех аспектов англосаксонских и российских взаимоотношений вплоть до настоящего времени. В силу чего в этом контексте становится, прежде всего, актуальным выяснение пространственных, временных границ (отправной точки, генезиса) «Большой Игры», описание её ярких эпизодов, а также осмысление перспектив её дальнейшего развития.
Относительно генезиса, отправной точки начала «Большой Игры», как мы уже отмечали, среди отечественных и зарубежных исследователей существуют разные точки зрения. В основе «Большой Игры», как справедливо отметил журналист М.В. Леонтьев, первоначально лежал страх англичан потерять колониальные владения в Индии – «жемчужине британской короны». «Британия была просто уверена – Россия обладает таким могуществом, что в принципе не может не претендовать на Индию. Собственно, это и было единственным основанием британских страхов, временами доходящих до паранойи»[11]. Хотя, как, наверное, ему заочно возразил бы современный британский журналист Питер Хопкирк, «что бы ни утверждали историки сегодня в ретроспективе, в ту пору русская угроза Индии представлялась вполне реальной»[12].
Поэтому неудивительно, что целый ряд англосаксонских исследователей, в частности, как констатирует Е.Ю. Сергеев: «Э. Ингрэм, Д. Морган, М. Эдвардес, П. Хопкирк, К. Мейер и Ш. Брайсэк, Р. Джонсон, а также индийский историк Вишванатам Чавда относят начало Большой Игры ко второй половине XVIII в. Например, Р. Джонсон называет в качестве исходной точки 1757 г., когда англичане приступили к систематическому покорению Индостана, тогда как его коллеги – британские историки – находят истоки этого процесса в эпохе Наполеоновских войн. Скажем, М. Эдвардес указывает на тильзитское свидание российского и французского императоров в июле 1807 г., во время которого, как известно, обсуждался проект совместного комбинированного похода на Индостан по суше и морям. Несколько вариантов датировки начала Игры можно обнаружить в работах Э. Ингрэма – 1798, 1828–1834 или 1828–1842 гг.»